Анна Арнольдовна Антоновская - Великий Моурави 1

смотрели на Папуна, но Датуна

высказался за осторожность; гзири в Носте не добрее тбилисских - лучше не

следовать за правдой, она истощает зрение, и кто из грузин не знает: "Мышь

рыла, рыла и дорылась до кошки".

Папуна, хитро щурясь, смотрел на пенившееся в чаше вино.

- Какие новости? Тихо у нас?

- Совсем тихо, только князья Магаладзе все к Носте крадутся.

Заметив замешательство, Папуна умышленно замолчал, пошарил в хурджини,

вынул мягкий лаваш и наполнил чаши пастухов веселым вином.

Датуна беспокойно задвигался и наконец с досадой пробурчал:

- Рыба думала: "Многое имею сказать, да рот у меня полон воды".

- Ишак выдернул кол и нанес другим один удар, а себе два, - спокойно

возразил Папуна.

Хлопнув от удовольствия руками, пастухи громко расхохотались.

Только Датуна не разделил веселья.

- Давно слухи ходят о волчьем желании Магаладзе, - он сокрушенно

перекрестился, - да охранит нас святая Нина! - И, сгорбившись, запахнул свою

ветхую чоху.

Папуна искоса взглянул на пастуха:

- Не беспокойся, есть важная причина, почему царь не отдаст Носте.

Разве ты забыл, что царь не любит "опасных друзей"? А Носте между Твалади и

владением Леона Магаладзе стоит. Зачем лисице окружать себя волками? Вот

турки тоже зашевелились, опять плохо пообедали в Иране, спешат домой. А какой

путь выгоднее? Конечно, через Картли. Собаки хорошо это знают. Потеряли в

драке фески, здесь лечаками хотят прикрыться. Но царь на этот раз решил

встретить янычаров по-царски. Поэтому пусть наши молодцы готовят головы, а

старики монеты. Видите, друзья, совсем тихо у нас.

- Месяц опять согнул рога, наверно, война будет, - вздохнул седой

пастух, разгребая палкой почерневшие угли.

- Напрасно так думаешь, видишь - дым прямо идет, тридцать дней спокойно

будет. - Молодой погонщик любовно потрепал лежавшую около него овчарку и

подкинул в угасающий костер ворох сухого кизила.

Кто-то в темноте глухо пробормотал:

- Недаром вчера в небе солнце в крови купалось, непременно война будет.

Папуна нарочито весело отмахнулся рукой.

- Три дня назад, после дождя, красная лента на радуге больше всех горела

- значит, в этом году много вина будет, не воевать, а пить соберемся.

К костру подошел старик в грубой заплатанной коричневой одежде с чианури

под мышкой.

- Э, э, дед, грузина можно вином угостить.

Старик, приветствуя сидящих, взял дрожащими руками наполненную чашу,

склонил над нею покрытое глубокими морщинами лицо, выпил большими,

отрывистыми глотками и, бережно опустив чашу на траву, медленно вытер губы

рукавом оборванной замусоленной чохи. Он не спеша настроил чианури и запел

дребезжащим, тихим голосом.

- Э, старик, вино князей вызывает скучные песни, а тебя угощает друг.

Пей на здоровье и расскажи что-нибудь. Наверное, очокочи встречал?

Старик посмотрел на Папуна слезящимися глазами.

- Сам встречал, и одишец Джвебе один раз тоже видел. В деревне Джвари,

к Одиши ближе, на реке Ингури, внизу горы Охачкуа, отдельно от людей, в

каменной башне два брата Пимпия живут. Нодар заболел, дома сидел, а князь

Цебельды Хвахва Маршания знал - золота много у Нодара, ночью напал... Тоже,

как сейчас, месяц в другую сторону светить ушел, совсем темно было. Нодар

долго дрался, золото жалел, Хвахву убил и сам на кинжале умер...

Вокруг костра стали собираться пастухи, аробщики, купцы; кутаясь в

мохнатые бурки, подходили погонщики и затаив дыхание, жадно, с боязливым

любопытством слушали старика.

- ...Джвебе ничего не знал, в горном лесу зверей ловил, очень любил это

дело, а когда про смерть брата узнал, совсем башню бросил, на Охачкуа за

оленями ушел. Больше никто к башне не подходил, боялись. Каждую ночь там

Нодар и Хвахва золото считают... Джвебе горе в оленьей крови топил. Очень