Джулиан Рэтбоун - Последний английский король

Путник еще минут пять просидел скорчившись, его трясло, как в лихорадке, приступы рвоты выворачивали и без того пустой желудок, грудь готова была лопнуть. Гнев, ненависть, страх охватили его, и что хуже всего – отчаяние. Он осторожно перелез через стену и добрался до гребня холма, стараясь не выставлять светловолосую голову, слишком хорошо заметную на фоне потемневшего неба. Отсюда, с высоты, скиталец взглянул на некогда мирную, лесистую равнину с пашнями, садами и полями, на отлогий склон дальних гор. Там прежде была деревушка с господской усадьбой и часовней из обмазанного глиной ивняка под камышовой крышей. Корфе, врата острова Пурбек. На вершине горы стояла каменная крепость, окруженная земляным валом. Высота ее не превышала двадцати футов, – вполне достаточно, чтобы служить надежным укрытием от набегов пиратов, от данов, которые проникали в эти места с побережья или из гавани Пула, пройдя через топи.

Все уничтожено. Леса вырубили, изгороди снесли, небольшие крестьянские наделы превратили в узкие полосы пахотной земли, сады извели под корень, общинное пастбище тоже перепахали. Все слилось в одно огромное поле. На месте деревни с усадьбой дымились обугленные головешки, зато в низине дом к дому теснились два десятка круглых хижин. Старое разрушили, на его месте построили новое.

Вместо земляного вала появился каменный, втрое длиннее старого и высотой с прежнюю крепость. Вокруг тянулся глубокий сухой ров. На самой высокой точке холма, где природа создала небольшой меловой выступ, начали сооружать каменный замок. Он вознесся уже на шестьдесят футов, но еще не был закончен и торчал, как обломок гигантского зуба. Воины проскакали по мосту через ров и присоединились к своим товарищам, которые несли караул на бастионе. Повсюду трудились мужчины и женщины: таскали в больших мешках камни, разводили известку, взбирались с полными носилками по лестницам, поднимали воротом большие, грубо обтесанные глыбы на шаткие строительные леса.

У ворот крепости стояла виселица. Восемь тел медленно покачивались под дождем, сотрясаясь от внезапного толчка, когда ворона или коршун опускались на плечо или голову жертвы и впивались твердым темным клювом в глаза, губы, шею.

Путник сделал большой крюк, обходя стороной селение, и двинулся дальше от берега, переходя речки не по мостам, а по знакомым с детства бродам, а где брода не было, погружался в воду по пояс или по шею. Он догадывался, что такие же боевые машины караулят мосты. За реками лежали высокие холмы, глубокие долины. Здесь уцелели леса, листья берез еще только начинали золотиться, дубы и буки до середины осени простоят в тяжелом зеленом уборе. Странник не заходил в деревни. Когда кончились хлеб и сыр, он перешел на орехи, на перезревшие ежевичные ягоды, которые облепила мошка, на желуди и семена бука. Они утоляли голод, но вызывали мучительные спазмы.

К вечеру второго дня он добрался до более широкой и глубокой реки, протекавшей по узкой долине. Крутые лесистые склоны так близко сходились, что долину уместнее было бы назвать ущельем. Река текла на юг, потом резко сворачивала под прямым углом, огибая два отколовшихся от гряды холма. Один, низкий и почти квадратный, где когда-то стояли лагерем римляне, назывался Ход-Хилл; другой гораздо выше и длиннее, с горбатой вершиной, вокруг которой змеился земляной вал, – Хэмблдон. Путник поднялся по южному склону, продираясь сквозь кусты боярышника, чьи красные ягоды казались каплями только что пролитой крови, перелез через вал, добрался до вершины горы и, наконец, увидел внизу Долину Белого Оленя.