Джин Уэбстер - Загадка «Четырех Прудов»

удовольствием провел отпуск посреди пустыни Сахары.

– О, рыбалка придаст сил, – сказал я.

– Рыбалка! Мы умрем от скуки раньше, чем успеем заморить червячка. К концу первой недели я прибью тебя ради одного только развлечения. Если ты нуждаешься в отдыхе – а вид у тебя довольно неважный – выбрось из головы эту мороку с Паттерсоном и займись чем-то новым. Отвлекающее средство – вот лучший отдых на свете.

В этом был весь Терри. Сам он был крайне уравновешенным и не понимал, как влияют нервы на человека со средней внешностью. К тому, что моему существованию угрожает нервное истощение, он относился как к шутке. Тем не менее его шутливое замечание изрядно ослабило мой интерес к рыбной ловле в открытом море, и я стал искать нечто другое. Именно при таком стечении обстоятельств я подумал о плантации «Четыре Пруда». Это несколько фантастическое название скотоводческой фермы в долине Шенандоа, принадлежавшей двоюродному дедушке, которого я не видел с детства.

Несколькими месяцами ранее мне представился случай уладить незначительный правовой вопрос для полковника Гейлорда (полковником он был по привилегии: насколько мне известно, он ни разу не брался за ружье, разве что во время охоты на зайцев), и в обмен на наступившие позитивные последствия я получил от него постоянно действующее приглашение чувствовать себя на плантации как дома, когда бы мне ни довелось побывать на Юге. Так как я не намеревался покидать Нью-Йорк, то и не стал в тот момент об этом думать. Но теперь я решил поймать старого джентльмена на слове и посвятить мои вынужденные каникулы знакомству с виргинскими родственниками.

Этот план Терри воспринял как нечто еще более забавное, чем рыбалка. Доктор, однако, принял эту идею с энтузиазмом. Ферма, сказал он, с многочисленными прогулками на свежем воздухе и отсутствием душевного волнения – это как раз то, что мне нужно. Но если бы он мог предвидеть события, которые там развернутся, я сомневаюсь, что он стал бы рекомендовать это место слабонервному человеку.

Глава II Я прибываю на плантацию «Четыре Пруда»

В то время как я катил в поезде в южном направлении, – правильнее было бы сказать «трясся», ибо железные дороги в Западной Виргинии ровными никак не назовешь, – я силился припомнить мои прежние впечатления о плантации «Четыре Пруда». Это была одна из крупнейших плантаций в той части округа, которая всегда славилась своим гостеприимством. Мои смутные воспоминания о ней, расположенной в залитом лунным светом укромном уголке долины Шенандоа, состояли из калейдоскопического образа музыки, танцев и смеха. Хотя я знал, что за восемнадцать лет, прошедших со времен моего детства, все изменилось.

Пришли новости о смерти моей тети, и о том, что Нэн сбежала из дома и вышла замуж против воли ее отца, а еще о том, что она тоже умерла, так и не вернувшись домой. Бедная несчастная Нэнни! Я был мальчишкой не старше двенадцати лет, когда видел ее в последний раз, но она произвела впечатление своим обаянием даже на мой невпечатлительный возраст. Я слышал, что Джефф, старший из двоих сыновей, сбился с пути истинного и, порвав отношения с отцом, подался бог знает куда. Это известие было для меня самым печальным: Джефф являлся объектом моего первого идолопоклонства.

Я знал, что полковник Гейлорд, теперь старик, жил один с Рэднором, который, как я понял, вырос прекрасным юношей, тем, кем обещал стать его брат. Единственное, что я помнил о полковнике, это то, что он высокий смуглый человек, носивший ботинки для верховой езды и таскавший тяжелый хлыст дрессировщика, и я его жутко боялся. О Рэде я помнил только как о прелестном четырехлетнем мальчонке, который вечно попадал в истории. Я предвкушал свой визит со смешанным чувством желания и сожаления – желания снова увидеть обстановку, которая так приятно ассоциировалась с моим детством, и сожаления, что я вынужден возрождать свои воспоминания в столь печально изменившихся обстоятельствах.

Когда я сошел с поезда, мне навстречу выступил высокий, широкоплечий молодой человек лет двадцати трех или около того. Я бы где угодно признал в нем Рэднора, так поразительно он напоминал своего брата, которого я знал. Он носил фланелевую рубаху навыпуск и широкополую шляпу набекрень, и в точности походил на типичного южанина из театральной пьесы, так что я чуть было не рассмеялся, здороваясь с ним. Его приветствие было искренним и сердечным, --">