Розмэри Сатклифф - Орел девятого легиона

Розмэри Сатклиф Орел девятого легиона

ГЛАВА 1 ПОГРАНИЧНАЯ КРЕПОСТЬ.

От Фоссвея на запад, в сторону Иски Думнониев, пошла обыкновенная британская дорога с колеей: слегка расширенная, кое-как вымощенная, в самых разъезженных местах схваченная бревнами, но в остальном мало изменившаяся с прежних пор; она вилась между холмами, уходила вглубь, вторгаясь в дикие, необжитые края.

Дорога была оживленной, кто только ни ступал по ней на ее веку: торговцы верхом на лошадях, везшие в дорожных вьюках бронзовое оружие и необработанный желтый янтарь; сельские жители, перегонявшие из деревни в деревню косматых коров или тощих свиней; изредка – группы рыжеволосых варваров с дальнего запада; даже бродячие арфисты и знахари, лечащие глазные болезни, а то и легконогий охотник в сопровождении громадных овчарок; время от времени появлялся фургон, доставлявший продовольствие римским гарнизонам. Всех перевидала дорога, в том числе и римские когорты, перед которыми расступались все остальные путешествующие.

Сегодня по дороге двигалась вспомогательная когорта в нагрудниках из кожи; она шла мерным легионерским шагом, позволяющим делать по двадцать миль в день от Иски Силуров до Иски Думнониев: новый гарнизон спешил на смену старому. Они шагали вперед, и дорога то выходила на гать, лежавшую между сырым болотом и пустынным горизонтом, то ныряла в густой лес, где местные жители охотились на кабанов, а то выводила на открытое нагорье, где гулял ветер и росли дрок да колючий кустарник. Так, ни разу не сбившись с шага, без единого привала, шла маршем центурия за центурией; солнце освещало знамя, которое несли впереди, а позади тучей клубилась поднятая пыль, окутывая вьючный обоз.

Колонну возглавлял старший центурион, командир когорты; гордость, светившаяся на его лице, говорила о том, что он командует когортой впервые. А гордиться, как он решил давно и бесповоротно, было чем: шесть сотен светловолосых великанов, набранных из племен Верхней Галлии, от природы наделенных азартом барса, в результате долгой муштры превратились в лучшую, по его мнению, вспомогательную когорту, какую когда-либо придавали Второму легиону. Когорту присоединили совсем недавно, солдаты еще не имели случая проявить себя в бою, на древке знамени не было еще никаких знаков почестей – ни позолоченного лаврового венка, ни венца победителя. Почести еще предстояло завоевать – и не исключено, что именно под его командованием.

Командир являл собой полную противоположность солдатам: римлянин до кончиков ногтей, сухощавый, мускулистый, смуглый в отличие от ширококостных и светлокожих легионеров. В его оливково-смуглом лице не было ни одной мягкой черты, оно было бы резким и суровым, если бы не насмешливые морщинки вокруг глаз и у рта. Между прямыми черными бровями виднелся маленький выпуклый шрам – знак того, что он выдержал испытание и достиг ступени Ворона Митры^[1].

Еще год назад центурион Марк Флавий Аквила и отношения не имел к легионам да легионерам. Первые десять лет он тихо прожил вместе с матерью в родовом поместье недалеко от Клузия^[2], пока отец его нес службу в Иудее, в Египте и здесь, в Британии. Они с матерью собирались уже ехать к отцу сюда, но незадолго до поездки в Британии взбунтовались северные племена, и легион его отца, Девятый Испанский – отправился усмирять их… да так и не вернулся назад.

Мать его в скором времени умерла, и, повинуясь ее желанию, он перебрался в Рим к своей тетке, довольно глупой женщине, чей муж, тучный римский чиновник, до противности кичился своим богатством. Марк терпеть его не мог, и чиновник платил ему тем же. На все они смотрели разными глазами. Марк принадлежал к роду потомственных военных из сословия всадников^[3], к одному из тех семейств, которые в отличие от прочих, отказавшихся от своей профессии и занявшихся торговлей и финансовыми операциями, сохранили свой прежний образ жизни и оставались бедными, но гордыми. Чиновник же происходил из семьи чиновников, и его жизненные принципы были совсем иными, чем у Марка. Ни у того, ни у другого не было ни капли желания понять друг друга, и оба вздохнули с облегчением, когда Марку исполнилось восемнадцать и он получил право просить о должности центуриона.

Сейчас, выступая впереди когорты и щурясь от яркого солнца, Марк даже усмехнулся при воспоминании о том, с какой трогательной радостью прощался с ним толстый --">