Вадим Викторович Шарапов - На всех фронтах

Когда диагноз прояснился, пригласили родственников. Они съехались мгновенно, будто этого ждали – хотя, конечно ждали, готовились, хватались за трубку при каждом звонке телефона. Маршал должен был оставить многое, прямоугольный конверт завещания в темноте сейфа хранил чье-то счастье.

Они появлялись целыми семьями, и особняк равнодушно открывал перед ними двери комнат – больше, больше, еще больше. Места было много.

Каждое утро все они слушали радио. И после обязательного ритуала с флажками поворачивали головы к врачу, который входил с ежедневным докладом. Было бы можно, они бы втыкали флажки не в карту, а прямо в старческое тело, отмечая продвижение невидимой армии, захватывавшей плацдармы в легких, оккупировавшей печень и желудок. Никакой капитуляции, полное уничтожение. Но маршал не умирал, и белый конверт лежал в сейфе.

Он давно уже не чувствовал боли, тело не подчинялось ему, хотя иногда будто кто-то рывком раздергивал занавески, и маршал успевал увидеть потолок комнаты и услышать, о чем говорят люди, которые неслышно ходят рядом, думая, что он ничего не понимает.

Сегодня он очнулся и услышал, как где-то за неплотно прикрытой дверью мальчишеский голос читает, запинаясь и повторяя слова:

– В этой славной битве Империя одержала убедительную победу над превосходящими силами врага. Волчье поле – так издавна называлась эта местность. Интересно, что даже сейчас среди населения этого района бытует поверье о том, что одержать победу войскам Империи помог ураган, который был призван на головы армии неприятеля молитвами в полевых храмах. Это суеверие стойко держится среди…

– Что ты бубнишь! – раздраженный мужской голос прервал чтение. – Еще раз и сначала! Тебе завтра это на уроке истории рассказывать.

Младший внук воспитывает сына, понял маршал. Хороший парнишка… как его зовут? Но память упорно не хотела выдавать имя, вместо этого он словно провалился в мешанину картин и звуков.

…– Куда прешь?! Вали их всех здесь, на краю! – сержант был неумолим, он выхватил из чехла нож и полоснул по постромкам обозной лошади. – Вали, я говорю! Прямо ко рву!

Он обернулся, увидев молодого офицера, скривился в усмешке.

– Исполняем, ваше благородие, уже почти все.

– Где пленные? – спросил офицер. Он был юн ("Недавно из училища", – подумал сержант), усы только пробивались на губе. Но глаза смотрели холодно, без испуга и растерянности.

– Две тысячи примерно, – махнул рукой сержант, – вон там, за холмом.

– Всех сюда, ко рву. Расставить. Пулеметы поднести.

Сержант окаменел.

– Что-то неясно? – поднял бровь офицер.

– Ваше благородие… Зачем? У нас тут и без того хватает, вон уж сколько бочек отравы вылили.

– Выполнять.

Сержант заглянул в глаза юному офицеру, и заледенел, смолк. Вскинул ладонь под козырек. Через пять минут колонна пленных показалась из-за холма. Через полчаса – затрещали пулеметы.

"Мы делали так неделю. Сколько там, на этом Волчьем поле, было истрачено патронов? Не сосчитать. Лошади, люди, собаки – все в эти рвы, а сверху заливать химией и поджигать. И вентиляторы, турбины у всех рвов. Ураган… Это мы сделали этот ураган. Как звали того сержанта, который хотел мне возразить? Не помню. Уже не помню. Зато в учебниках все написано как надо. Пусть будет так".

Маршал снова начал проваливаться в черноту, наполненную болью изношенного тела. Наверно, он застонал, потому что кто-то подошел, несколько голосов обменялись короткими фразами. Короткий укол в руку. Тишина.

Ненадолго.

– Послушайте, маршал.

Он открыл глаза и огляделся. Комната была знакомой – штабной зал с огромным круглым столом, окруженным креслами. Зал был пуст, на столе не было карты, и кресло сейчас было занято только одно, в котором сидел он сам, положив руки на подлокотники. Нет, стоп. Кресло напротив тоже не пустовало.

Маршал быстро оглядел себя – он сидел в мундире со всеми наградами и орденскими лентами. Фуражка лежала рядом на столе.

– Послушайте, маршал.

Сидящий напротив человек кого-то ему напоминал. Грубое лицо, пересеченное шрамом ото лба до подбородка, истрепанная камуфляжная форма. Руки, которые человек неподвижно держал на столе, были костистыми, со сбитыми костяшками пальцев, коротко остриженными ногтями и въевшейся в поры несмываемой грязью. Маршал вспомнил и удивился.

– Сержант? Э-э…

– Неважно, маршал. В сущности, меня давно нет в живых. Но я --">