Женя Золотов - Исповедь школьника

Женя Золотов Исповедь школьника

Часть 1

В начале был хаос. Мне едва исполнилось шестнадцать лет, я находился в том чудесном возрасте, когда все окружающее тебя вдруг начинает восприниматься по-новому. И вот зимой, с ее заснеженными улицами и праздничными огнями, как раз на Новый год (время тайн и подарков) мой отец неожиданно сообщил мне, что сын начальника его охраны будет теперь учиться вместе со мной. И в мою жизнь вошел Леонид — также шестнадцатилетний, на полгода старше меня — высокий, хорошо сложенный юноша: темные волнистые, необыкновенно густые волосы, красиво уложенные на пробор; бледное лицо, нежный румянец на щеках; твердый волевой подбородок и прекрасные мечтательные, осторожно-застенчивые глаза — таков был его облик. Мы оба резко выделялись среди прочих наших сверстников — шумных и грубоватых, и поэтому сразу, как по команде, потянулись друг к другу. В школе мы теперь сидели за одной партой, большую часть времени проводили вместе, и вскоре крепко подружились. Я нежно привязался к нему всей душой и скучал, когда мы не могли видеться. Многое нас связывало — сразу обнаружились и общие любимые книги, и схожие музыкальные пристрастия. И он, и я серьезно занимались живописью, причем оказалось, что оба мы, отдельно, являлись любимцами нашего преподавателя в художественной школе, которую посещали уже не один год в разные дни недели, еще не зная друг о друге. Теперь мы вместе предавались нашему искусству с удвоенной страстью и самозабвением, и всего лишь к четвертой неделе знакомства у нас уже незаметно выработался единый вкус и стиль — теперь, как отметил наш преподаватель, работы каждого из нас выглядели так, словно мы выполняли их вдвоем. Были и другие тайные знаки — вехи судьбы, расставленные ею на путях, по которым она вела нас в прошлом, постепенно приближая друг к другу. Например, выяснилось, что частная преподавательница музыки, которая еще с первого класса учила меня на фортепиано, занимается также и с ним. Что несколько лет назад мы довольно долго посещали одну студию бальных танцев. И также, совершенно неожиданно и вполне логично, оказалось, что мы ходим в один и тот же бассейн — раньше, когда Леонид жил в другом районе, он приходил сюда, как и на живопись, в другие дни — и вот, теперь мы встретились, и круг замкнулся. Мы занимались в одной группе и были почти одного роста, хотя на вид Ленька казался старше: он был шире меня в плечах и намного сильнее. Я, словно зачарованный, смотрел, как он поднимался из воды по ступенькам, небрежным жестом поправляя мокрые волосы; как стекают капли воды по его телу, словно изваянному из мрамора — сильные, мускулистые руки, прекрасно развитые плечи и грудь, впалый живот, длинные, стройные ноги. Он казался мне похожим на скульптуры Фидия или Праксителя, которые мы с ним так тщательно изучали в наших пособиях по живописи, избегая встречаться глазами. Он был похож на них — только живой и гораздо красивее. Я изо всех сил пытался не отставать от него на тренировках — и, конечно, намного быстрее утомлялся — настолько, что с трудом мог подняться по лестнице из воды. Ленька всегда подавал мне руку или поддерживал за локоть — осторожно и бережно, словно боясь причинить мне боль. Мы почти не разлучались, и путь домой, усыпанный вечерними звездами, убеленный сказочным снегом, теперь, когда мы жили совсем близко друг от друга, всегда был для нас общий. Все тело, от шейных позвонков, от бровей и ключиц до щиколоток, до пальцев на ногах, окутывала блаженная усталость. Снежинки таяли на разгоряченных лицах. Мы шли не слишком быстро, болтая, скажем, о книгах, школе, о планах на будущее, о чем-нибудь еще, смеялись… Но изредка наш живой разговор как-то сам собой прерывался, возникала естественная пауза. Мы молча, рассеянно смотрели, какие завихрения образует снег в лучах фонарей — приглушенных апельсиновых эллипсов вдоль проезжей части. Впереди звенел трамвай. Рельсы озарялись бледно-зеленой вспышкой. Помню, как я смутился и, наверное, покраснел, когда Ленька в первый раз — сначала долго не решался, потом решился очень застенчиво взять у меня мою спортивную сумку с ремнем через плечо. Кроме полотенца и плавок, там еще были довольно тяжелые краски, кисти и папка с рисунками. Я смутился, но посмотрел на него с благодарностью. Мне почему-то совсем не было стыдно, что он считает меня слабее, мне было даже приятно — не знаю, ничего похожего со мной --">