Уйма Думм - Кладбище заброшенных идей

Уйма Думм Кладбище заброшенных идей

— Здравствуй.

Мы так часто слышим это слово, что в какой-то момент перестаем придавать ему какое-либо значение. Бросаем вскользь, походя, иногда даже не смотря на человека. Оно не приближает нас друг к другу, оно теперь и вовсе не обязательно говорит о желании какого-либо контакта. Просто стандартная фраза, как «будь здоров» или «как дела». Словно сказанное на бегу после случайного столкновения «извините». Слово — и вот тебя уже и на месте нет. Ведь так много дел, много мыслей, много планов и категорически мало времени.

Но это «здравствуй» было не таким. Заинтересованное, внимательное, аккуратное и требующее паузы после. Такое доброжелательно приглашающее, заставляющее сосредоточиться. Возможно, свою роль играл еще и голос, которым слово было произнесено. Глубокий и спокойный, без лишних резких нот и острых углов.

Вообще вся женщина напротив была какой-то мягкой, комфортной на вид. Даже изучающий взгляд серых глаз не напрягал, а притягивал.

— Добрый вечер, — ответил Максим, усаживаясь за стол.

— Да, вечер и правда чудесный, — Екатерина посмотрела в окно, где осенняя темнота и мелкий дождь скрадывали краски города. — Хотя те, кто идет домой по мокрым улицам, вероятно, с нами бы не согласились. По прогнозу вообще обещали снег.

Подошедший официант раскрыл перед каждым меню и после фразы «Мы позовем» так же аккуратно удалился.

Этот небольшой ресторан в центре редко бывал пустым. Приятный свет, тихая музыка и вкусная еда — что еще надо от такого места? Деловые встречи, наслаждающиеся уютной атмосферой случайные прохожие, зашедшие перекусить туристы. Да и сам Максим был здесь не редким гостем: и по работе, и для более неформальных вечеров.

— Я бы выпила чаю, а ты?

— Да, наверное. Не уверен, что смогу съесть что-то существенное, если честно.

Женщина усмехнулась.

— Вроде сильнее переживать надо мне.

Мужчина удивленно поднял взгляд на собеседницу.

— Почему тебе? Это я какой-то неведомый…. мужик.

Екатерина рассмеялась.

— Вот-вот! Неведомый мужик, к которому я пришла на встречу, потому что он мне прислал фото своих тетрадей, исписанных моим и не только сюжетами. Кстати, можно? — она кивнула на тетрадь, аккуратно лежащую на краю стола. Темная, немного блестящая, самая толстая, какую он тогда смог найти. Потому что мыслей и, правда, было очень много: их нужно было выписывать, иначе иногда начинало казаться, что они его поглощают.

— Конечно, для того и принес же. Показать. И доказать, наверное, — и не уверен, что ей, а не самому себе. — Там закладка на нужной странице.

— Остальное смотреть можно? Или только наш общий сюжет? — спросила женщина, неторопливо рассматривая обложку.

— Можно. Там особо ничего интересного, — Максим пожал плечами, следя за ее действиями.

Женщина серьезно посмотрела на него.

— В смысле "ничего интересного"? Это же твои идеи! И каждая из них по-своему любопытна и заслуживает твоего внимания.

— Я всегда считал, что если уж решился писать, то это должно быть что-то монументальное. Со смыслом, с рассуждениями, — задумчиво ответил Максим.

— Не думаю, что все великие авторы сразу стали писать лучшие из своих работ. Да в целом зачастую есть несколько известных работ, и еще ряд произведений, которые не особо на слуху. Но разве это останавливало их? — она листала тетрадь, бережно переворачивая страницы, иногда вчитываясь в текст или рассматривая наброски на полях. — Рисунки тоже твои?

— Да, баловался тогда, — Макс усмехнулся, вспоминая юность.

Мама всегда говорила, что сначала домашние дела, учеба, потом, если останется время, займешься "своей ерундой". Отец ей никогда не перечил, только согласно кивал, попивая крепкий черный чай с лимоном за просмотром телевизора. А иногда еще добавлял свое коронное "Ты мать слушай". И было не понятно, что именно он хочет этим сказать: слушаться, потому что она точно знает, как надо, или слушаться, потому что лучше просто сделать, как она говорит и не спорить? После брака за плечами, Максиму все чаще казалось, что отец имел ввиду именно второе.

Женщина бросила на него взгляд, покачала головой.

— Кажется, я начинаю понимать, почему с таким количество идей, ты ничего так и не написал, — она закрыла тетрадь, подняла ее, словно бы примериваясь к весу. — Сколько их тут? Двадцать-тридцать? Ты когда-нибудь считал?

— Да нет, просто --">