Валерий Игоревич Былинский - Риф

Валерий Былинский Риф

Предисловие Олега Павлова

Книги и рифы русского европейца

Странно, в России всегда любили европейскую литературу, но своих писателей, пишущих по-европейски, в общем, на почве русской не привилось. Европейцами воспринимали только тех, кто жил и писал в отдалении, а значит — ощущали их чужими себе. Русский психологический реализм, родившийся из великого реализма европейского, отстранился от той самой всемирности, которую прозрел Достоевский. Героем отечественной литературы стал русский человек — но если в связи с остальным миром, то скорее с миром ему враждебным. Русская литература усвоила из западной культуры многое — от классиков античности до Борхеса и Кастанеды, — но только не бессловесную интонацию подлинной европейской прозы: её композиционный аскетизм, блуждание по краешкам жизни. Тема европейской литературы — человеческое одиночество. Она же сама и дошла до края — отрицания бытия. Камю, Сартр — и вот зависание Сэлинджера над его пропастью во ржи…

В девяностые с их свободой в новой русской литературе не вспыхнуло бунта. От литературы ждали и требовали то шока, то новизны, но уже через десятилетие ждать перестали. Кроме, разве что, ждали теперь новостей от покрывшейся жирком признания безразличной беллетристики. Но в девяностые ещё возможно было писать иначе. Непонятных публиковали и читали— потому что хотели понять. Тогда я прочитал в «Новом мире» рассказ Валерия Былинского «Риф», открыв для себя такого писателя. Близкого или чужого? Настоящего. А это значит и значило в моём понимании одно: свободного. Рассказ о мальчике, о его первой любви… Невероятно легкий, свободный — в описании той же любви, — идущий по какой-то очень тонкой грани. Это была чистая энергия русского психологического письма, которая просто так, по случайности, в руки не дается, но отстранена при этом от страстей и омутов русской жизни. И мальчик-то русский влюбился не где-то, а на Кубе, и поражён он был красотой не полей, лесов и рек — а морским рифом…

Отстранённость — не игра в экзотику. Своих героев Былинский находил всегда где-то далеко — чужими самими себе, оторванными от того, что называют родиной. Сюжет, интонация, ритм его прозы — скитание. Порой даже выдуманное, экзистенциальное, но это всегда странствие, магическое путешествие по миру. Былинский — европейский писатель с русской рефлексией. Одиночка, идущий по краешкам жизни, почти на ощупь. Когда-то бы сказали: эмигрант. Есть и другие слова с тем же, так или иначе, понятием: изгой, бродяга, беглец. Скиталец без дома— но с небом над головой. Человек без прошлого и, возможно, будущего, но настоящий.

Сама литературная судьба автора складывалась на удивление счастливо: премия за первый же роман «Июльское утро», да ещё какая… Успех свой он превратил в долгое молчание. Скитался чужаком по Европе. Просто потому, что хотел жить в огромном настоящем живом мире. Как ему не было страшно? Потерять себя, оказаться забытым. Но он этим не дорожил, потому что понимал свой путь как настоящий писатель. Можно писать или не писать — но прежде всего важно жить. Можно иметь или не иметь, но важнее — быть. Вряд ли многие в русской (и не только) литературе на это способны… Это — мироощущение художника. Да, Былинский — художник. То есть настоящий: в юности он учился в училище живописи, рисовал картины, продавал их, работал уличным портретистом. Потом художник стал писателем. Это многое в его судьбе и прозе объясняет. Она такая — и всё. Судьба художника.

Если вы прочтёте эту книгу, она станет глотком свободы. Как может оказаться глотком свободы полстакана виски… Да, помните, так говорил Фолкнер: «Бумага, табак, еда и немного виски — вот и все, что нужно писателю для работы». Роман, который был опубликован в России через десятилетие молчания — «Адаптация» — к своей свободе пробивался с трудом. Но все же прорвался, его прочли. Читать прозу Былинского беспокойно — другого слова не подберешь. В ней ставится множество неудобных, немодных сегодня вопросов на банальную, как считается, тему: зачем, для чего мы живем? В чем — смысл? Об этом не думают герои Бегбедера — и, кажется, что думают герои Уэльбека. Но для Былинского — это русские вопросы.

Олег Павлов

Посвящается песне «July Morning», моим родителям, брату, детям, и всем, у кого есть или будет семья.

ИЮЛЬСКОЕ УТРО

Повесть