Григорий Матвеевич Александров - Я увожу к отверженным селениям том 1 Трудная дорога

сватался.

— А вы?

12

— Я, Рита, всю жизнь одного любила. Почитай и по се годня его люблю.

— Кто он? Расскажите, тетя Маша.

— Чего рассказывать-то. Известно кто. Рабочий. Мы с ним еще в германскую войну познакомились. Пожили недолго — — без малого полгода. Его на фронт забрали. Потом граждан ская началась, и помер он от испанки. Это тогда такая болезнь была, вроде нынешнего гриппа. Детишек у нас не было. Как осталась я одна, все за Сенькой, отцом твоим, приглядывала.

Один он братан у меня. А Сенька-то, непутевый, в девятнадцать лет женился. Через год у них Павлик нашелся, а потом и ты пришла. Маргарита, царство ей небесное, добрая женщина была.

Как остался Семен один, я к вам и прилепилась. Куда пойдешь от вас. Павлику-то уж четвертый годочек тогда пошел. А ты и смеяться не умела. Семен и сам хуже ребенка малого. Ни защитить себя, ни попестовать вас... куда ему. Смирный, по слушный с детства был. Так я с вами и прожила...

— Тетя Маша, вы не знаете фамилию врача, который у вас был?

— А на кой она, фамилия-то, тебе надобна?

— Я хочу узнать у него, что вам нужно.

— Птичье молоко мне нужно.

— Достану.

— Спасибо тебе, моя умница... Только я гусиное молоко люблю. От него молодеют скоро. Спать пора, Рита. Поешь и ложись. Завтра тебе рано на работу.

Утром тетя Маша не встала. Она с трудом повернула голову, когда Рита подошла к ней, что-то хотела сказать и бессильно махнула рукой.

Тетя Маша умрет. Где же достать этот проклятый пени циллин? Я обещала ей... Сегодня не пойду на работу... Судить будут... Простят... Я не нарочно... Побегу в больницу.

— Пропустите меня. Я должна поговорить с доктором, — умоляла Рита людей, толпящихся у дверей врачебного ка бинета.

— Молодая еще. Постоишь.

— Я детей дома одних оставила. Они орут там благим ма том, а ты без очереди лезешь.

— Не пускайте ее, очередь для всех одна.

13

— Тут здоровых нет.

— Она небось больничный по блату получит, а тут стой как проклятый.

Из полуоткрытой двери кабинета выглянула невысокая худощавая медсестра.

— Товарищи, не шумите. Вы мешаете нам работать.

— Пропустите меня! Y меня тетя умирает. Пропустите!

— Рита кричала так громко, что стоявшие у дверей на минуту смолкли.

— Вам необходимо обратиться в регистратуру, чтобы выз вать врача на дом.

— Я была, сказали, что сегодня на дом врачи не ходят.

— Я вам ничем не могу помочь.

— Тетя умрет. Прошу вас!

— Элеонора Эдмундовна! Пропустите ко мне эту девушку.

Садись и не реви.

— Моя тетя... Вы вчера у нее вечером были. Я в регистра туре узнала. Может помните ее? Ломтева. Мария Павловна?

Ей очень плохо, доктор.

— Помню Ломтеву. Я ей велел лечь в стационар. Она от казалась.

— Я уговорю ее, доктор. В больнице спасут тетю Машу?

— Мы не волшебники. Сделаем все, что можем.

— Это очень опасно?

— Y нее правосторонняя пневмония. Воспаление легких.

В таком возрасте это опасно. Организм крайне истощен. На грани алиментарной дистрофии.

— Она умрет?

— Глупости. Спасти можно. Хорошее питание. Yxoa. Пе нициллин. Самое главное — пенициллин.

— А в больнице он есть?

— Если бы он был, девочка... В офицерском госпитале его не хватает, а у нас, для гражданских... Ступай, девушка... Меня ждут больные. Постарайся уговорить тетю, чтобы она легла в стационар, немедленно.

— А мне разрешат ухаживать за ней?

— По уходу за совершеннолетними больными бюллетень не выдается. Вы где-нибудь работаете? — неожиданно вмеша лась в разговор медсестра.

14

— На заводе сто девяносто восемь.

— Вы не имеете права называть номер завода. Это воен ная тайна. Y вас занижена бдительность! — зловеще проскри пела Элеонора Эдмундовна.

— Успокойтесь, дорогая коллега. Y девушки такое горе...

— Болтун —

--">