Эна Трамп - Вересковый мёд

когда я шалю». Грациозный, как кошка. Ничего и близко подобного. Я сам влюбился в американца.

— Ты с какого отряда, — угрюмо начал я неизбежное знакомство; одновременно лихорадочно размышляя: почему он не ищет знамя? Тоже контуженный? — где тогда медсестра?

Он наконец обратил на меня внимание. — С пятого, — (правильно. Там бы я оказался, если бы был как все, а не бабкиным прицепом). — Пошли пончики пиздить.

— Я не хочу. — Лег и раскрыл книгу, на том же месте. Знакомство закончено. Я не собирался красавчику докладывать про бабку; и вообще всю свою жизнь.

Хлестаков нагнулся над мной и выхватил Стругацких. Книга, взмахнув листами, полетела на свободную койку. Я вскочил. Он просто стоял. Драться я был не приучен.

Я молча лег и отвернулся к стене. Какое счастье, что я не попал в «свой» отряд, к этим ровесникам, которые не будут глядеть сквозь меня, как в очки без стекол. К пигалицам, не интересующимся Стивенсоном. Сейчас он уйдет. Если ничего не делать, то и он не будет. Я болею. Всё так и было, как я рассчитал. Он ушел через пять минут, скрипнула дверь.

* * *

Казалось, что стоит все один и тот же день. Если я не читал (кроме «Понедельника» ничего), шлялся на задах столовой. Негустая прослойка тополей; грибы росли — вот такие подосиновики. Ждал, как одна бесконечная нота, когда кончится, когда-нибудь же кончится? В школе еще было ничего: например, суббота.

Финальный костер; столовая, обращенная в клуб; танцы избранных; для всех это было — прощание. Меня ждал еще месяц. Два позади. «Пройдет и это».

И вот тут-то подстерег крах. Аладдиновна, чьим-то легким языком обращенная в принцессу (Автандиловна в миру), — пьющая начальница лагеря, которую незадолго до этого подстерег свой собственный крах. Динамик в кабинете был включен. Весь лагерь слышал ее слезливые пререканья с неким мужского пола. Видимо отрезвев, схватилась за наведенье порядка. Бабкины доводы, она ходила на поклон, не подействовали. Библиотеку закрыли на висячий замок. Все на «Зарницу»!

Откуда я знаю про гвозди на палке. В шесть утра бежал по лесной тропинке, задыхаясь — в школе был освобожден от физкультуры, как страдающий сердцем — от счастья. Неожиданно нашел все закопанные крышки от консервных банок на песчаной полосе. ВСЕ! Десять очков третьему. Меня трясли, обнаружив на месте пустого места. Дальше этого мое честолюбие не простиралось. Искать знамя, или вымпел, что там у них, не пошел. Вывернул и оказался на поляне. В небольшой очереди получил жестяную миску; сел на пенек. Огурец был хрустящий, как лёд (дома меня рвало от одного запаха). Бабка где-то в лагере, не маячила негасимым укором.

И увидел его. Я не знал, что он тоже загремел на третью смену.

.

Я подошел и говорю: — Я сапёр.

Он за добавкой ходил, я понаблюдал сначала.

Он кинул на меня исподлобья (он сидел, я стоял).

Меня просто распирало. Рассказать, как меня насильно выгнали из стен, в которые я сам себя загнал? Война! Хана всем заборам. Долой Стругацких в жопу.

— Пошел на хуй, — равнодушно отозвался. Я смотрел завороженно, как он ест. Сам жердина, а жрет как медведь. Вторую порцию.

Вымазал хлебом, бросил миску, ушел. Я стоял на месте. Поднять и отнести к бочке?

Потом он вернулся, нагнулся за миской и, разгибаясь — словно удивился, что я еще тут: — На хуй в пизду, — подтвердил.

Я подпрыгнул и засадил ему в нос. Хорошо засадил. Он не шевельнулся, не считая, что голова дернулась. Кровь потекла.

Повернулся и пошел. Вытирался на ходу. На нас глядели? Те, кто там был. Никого не видел, в спину смотрел. Потом побежал.

Он идет, вытирается. А лес вокруг. Куда-то зашли.

Он носом шмыгает. Кровь уже не идет. Ту, что размазал, под носом засохла. Получились усы.

— Я вас по одному увалю, — говорит. — Пиздец всем, передай. С города приедут пацаны. Я позвонил уже.

— Куда ты позвонил, — говорю. —  Тут телефона нет.

— А я с кабинета позвонил, — говорит. — Аладдиновна. Моя двоюродная тетка, — врёт на ходу.

— Так ты что, — говорит он тут, посмотрев на меня, — не с ними?

— Не. Я с третьего отряда.

— Так пошли тогда их пиздить.

— А, ну ладно. Пошли.

* * *

Вот по лесу он впереди идет, я б не нашел один. Но потом его шаги замедлились: видно, пиздить расхотел. Я тоже не очень хотел. Если б он, тогда… не знаю. Драться, говорю, не был приучен. Нечаянно вышло, сам не знаю, как.

На входе в те травоядные времена находился --">