Виталий Музыченко - Жизнь людей глазами кроликов

Виталий Музыченко Жизнь людей глазами кроликов

«Путешествие закончится, когда подадут соус»

****

Тесак

Солнце палило, нагревая покрытую мхом черепицу старинного, затертого временем, каменного дома. Для девяти утра было слишком жарко. У стола, когда-то видевшего множество гостей из прошлых веков, стояли два человека. Один был не так уж стар, но имел мировоззрение и привычки старого человека. Месье Саджер. По имени его давно не называли, так как люди, знавшие его имя, почти исчезли. Для соседей и клиентов он был месье Саджер, а для человека, стоявшего рядом… Для человека, стоявшего рядом, он был отцом. Родителей редко окликают по имени. Папа или мама. Или уважительно – отец. Но человек, бывший в тот момент у стола рядом с месье Саджером, использовал местоимения. Либо начинал фразу, никак не обозначая своего близкого родственника.

– Мне нужны кролики, – тихо, прося, даже заискивающе, сказал он.

Это был Клод. Ему 44 года. Белая, хрустящая новизной сорочка с закатанными рукавами. Короткие брюки и мокасины. Казалось, рядом должна покачиваться на мелких портовых волнах яхта. Но до моря было около полутора сотен километров, и вместо лодки стоял новенький мерседес.

Кряжистая рука его отца, громкая и больная в суставах, нащупала крышку большой плетёной корзины. Над столом возник кролик. Рука, по привычке десятитысячного повторения, чуть приподняла животное и с точно рассчитанной силой ударила его спиной о столешницу дубового стола. Кролик замер. Эволюция защищает диких кроликов от страдания, как только, нагнанные и опрокинутые, они оказываются на спине перед пастью хищника. Их домашние потомки унаследовали эту покорность. Они перестают чувствовать боль. Достаточно слегка ударить их спиной о любую поверхность. Этим пользуются ветеринары и ученые, обучая студентов и экономя на обезболивании перед опытами. Это знал и месье Саджер. Сейчас он был фермером, производящим лучшую крольчатину в Провансе. Его сын, шеф-повар, получивший месяц назад первую звезду Мишлен, стоял рядом. Месье Саджер поднес тесак к носу кролика, тот заработал ноздрями, выискивая знакомые запахи. Клод знал, что будет дальше, и, спасая свою белую рубашку, сделал шаг назад.

– А это кто? Утки? Хм, – ответил фермер и одним ударом тесака отрубил кролику голову. На плотной древесине дубовой столешницы появилась очередная чуть заметная насечка и немного крови. Тело кролика разделилось – тушка полетела в старый медный таз, а голова в жестяное ведро с потрескавшейся эмалью.

– Кролики, – почти прошептал под нос Клод, выискивая, нет ли пятен крови на рубашке.

– Вот, делали. Камень, а не стол! Царапина – и всё!

– Мне… Они нужны живыми. Я сам… Убью, – Клод вышел из-за спины отца. Опасность испачкаться кровью миновала.

Месье Саджер громко и от души засмеялся. Смех длился и длился. Настолько долго, что в провинциальном театре режиссер остановил бы актера, играющего старика: «Так не бывает». Бывает. Было. Жизнь иногда оказывается куда контрастнее многих постановок, копирующих ее. Старик потешился над сыном и хриплым голосом извлёк звук. Откуда-то, из самих легких. Тоном, выражавшим их сорокачетырёхлетние отношения:

– Ты?

– Да, – робко ответил Клод.

– Руби! Вот тесак.

Отец передал сыну старый стальной тесак, с полированной каштановой ручкой, и извлёк из корзины очередного кролика. Удар о стол, и вот животное уже лежало покорно, ничего не ожидая от жизни. Клод водил взглядом. Белая рубашка. Тесак. Белая рубашка. Тесак.

– Это моя, слышишь? Звезда. Руби. Моя. Руби, говорю. Её дали за лиловые пенки из сифона? Да? Н-е-е-т! За вкус крольчатины. Я их кормлю… Нет, я их люблю! – месье Саджера начало заносить, и он повышал и растягивал голос, все больше возбуждаясь от собственной речи. — Их, тебя, всех люблю! Поэтому… они даже здесь… – месье Саджер смотрел на кролика и подбирал слово, – счастливые! Счастливые кролики – сладкая крольчатина, разве это не понятно? Вот! Лежит на спине и радуется, – продолжил он. – Я им с этого тесака… Не мою. Морковь порублю, капусту. Приучаю. Они знают его запах.

Фермер забрал у сына из рук тесак и приткнул к носу кролика. Животное поводило ноздрями, морща розовую кожицу носа и приводя в хаотичное движение рыжие усы. Тесак вернулся в слегка дрожащие руки шеф-повара. Острый любимый нож возник в его памяти. Почти невесомый. Он быстро расправлялся им с тушками любой дичи. Выискивая, элегантно срезая с них лучшее для --">