Александр Александрович Мишкин - Голос

одного горла. Вместо уродливых шестерёнок, трубок и механизмов, на месте выводящего звук устройство была гортань, человеческая гортань со связками, тканями, мышцами.

Он взял пластину старика, нажал несколько клавиш, отдалил изображение человеческой гортани. Ему открылось полное изображение человека. Его отца.

Глаза Юноши заблестели.

«Ты всю ночь работал над…» — он не успел закончить мысль. Красная лампа загорелась над выходом из лаборатории. У поместья кто-то стоял и раз горела красная лампа, этот кто-то был очень важен. Роман погладил лысый череп отца, улыбнулся своей натянутой улыбкой, нажал средний, из пяти, рычагов и пошёл к выходу. Рука за его спиной медленно возвращала отца в его каморку, где он сможет продолжить мирно спать.

Роман шёл к глухим воротам поместья. Утренний прохладный ветерок теребил несколько беспокойных локонов на его голове. Мысль о том, кто бы это мог быть так рано легко шевелила шестерни внутри. Он нажал рычаг, запустил механизм открытия двери. Ворота зажужжали и зашевелились механизмы. Он подождал. Толкнул, меньшую, в рост юноши, дверь. Та распахнулась. На другой стороне стояла Маша.

В походном тёмно-зелёном плаще, голову покрывает шерстяной платок. Её глаза блестели и, кажется, смотрели куда-то за него. Миниатюрная, Маша слегка дрожала. Маленький и красивый ротик нарисовал крохотное подобие улыбки.

Она сказала:

— Рома… я… я…

Роман не ответил.

— Я сама… пришла, видишь…Ночь не спала… Вчера… ты повздорил с Никитой… Это всё так глупо… тебе могло показаться…

Роман открыл рот. Маша замолчала. Приготовилась. Раздалось шипение, словно глубоко в глотке у парня зашевелились ржавые шестерни, стали перемалывать стекло. Раздался голос, не Романа. Её собственный:

— Невыносимо! У него отвратительный голос! Просто невозможно отвратительный и сам он… Кукла!

Маша охнула. Бледное лицо стало ещё белее. Он пролепетала…

— Как? Что же это…

Шуршание усилилось. Роман заговорил другим голосом. Никиты:

— Как же я хочу ещё раз прикоснуться губами к твоей нежной шейке…

Маша остолбенела. Лицо её задрожало. Она вскрикнула.

Что-то в глотке Романа задрожало. Голос Никиты исчез. Маша услышала Ефима:

— Что там? Видно их? Пустил он её?

Голос Марфы:

— Не видать… барыня, вроде, стоит ещё…

Роман закрыл рот и всё прекратилось.

Маша отшатнулась от него. Бледная ручка потянулась к груди. Её голос дрожал:

— С-с-сатана… Лукавый… ты… ты…

Она, как рыбка, открывала рот, бледнела с каждым шагом. Твердила одно лишь слово:

— Лукавый… лукавый… лукавый…

Маша дрожала и отступала.

Роман закрыл перед ней дверь, развернулся и пошёл обратно в дом.

--">