Олег Шамонаев - Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

Олег Шамонаев Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

Уйду, как и все… Но прежде, чем это случится

Я вернусь, как весной возвращаются птицы.

В страну моих предков, где май будет плыть величаво,

На холмах и в лесах, воскрешая своё ремесло.

Где давно позабыло меня Пичаево, в чашку рубленное село.

Александр Рогачёв, поэт

Пролог

Глава нулевая. Валькирии

Марта 2 дня 1728 года, село Преображенское Тонбовского уезда Воронежской губернии

Это с самого начала была грязная работа.

Драгунский капитан Путилов вздохнул, и зло уставился на другой берег реки. Там скакала, гикала и свистела тысячная толпа местных крестьян — мужики, бабы, дети. Наверное, припёрлось всё проклятущее село до последнего засранца. Орали служивым непристойности, потрясали охотничьими ружьями и сайдаками. А некоторые для пущей убедительности — оголяли свои грязные зады.

Вместо отдыха на зимних квартирах, водки и дешёвых девок Иван Васильевич торчал здесь больше месяца. И только несколько дней назад его отряд, наконец, укрепили двумя ротами. С ними капитан собирался взять Преображенское¹ стремительной атакой — важно было успеть до весенней распутицы. Но накатанная санями дорога оказалась перегорожена деревянными надолбами, а быстро обойти их по лесу не получилось. Снега было ещё столько, что лошади утопали в нём по самые уши. Пришлось спешиваться и расшвыривать эту баррикаду.

А потом выяснилось, что супостатами разобраны оба моста, за которыми начиналось село. Посылать разведку вперёд Путилов не захотел — много чести крестьянским олухам. И отсутствие нормальной переправы стало для отряда неприятным сюрпризом. Была ранняя весна. Пичаевка уже вскрылась, и течение скребло о тонкий лёд по границам русла. Река была не слишком широка и, видимо, — не глубока. Лезть в холодную воду не хотелось. Но — надо.

— Чего уставились, черти, — заорал капитан на обер-офицеров, растерянно рассматривавших голые заречные задницы. — Слушать приказ!

На другом берегу толпа тоже затихла. Заткнулись даже несколько ворон, круживших над помойными ямами. В этом гробовом молчании Путилов оказался единственным источником звука до самой Морши. А быть может, и до Москвы.

— Именем Государя нашего Петра Алексеевича² приказываю, — капитан выждал паузу и послушал скрежет реки. — Выступить в бой против изменников яко против неприятеля. Первая рота — в две шеренги, изготовиться к стрельбе. Вторая рота — форсировать реку верхом. После переправы — рубить воров палашами. Никого не щадить! Да поможет нам Бог!

Путилов посмотрел на вытянувшиеся лица подчинённых и сплюнул красным на снег. После стояния у Ярвикоски³ капитанский рот постоянно был заполнен кровью. Ужасная болотная вода буквально разворотила десны. Зубы выпадали из них гроздьями, и офицер уже совсем настроился писать рапорт об отставке ввиду возраста и расстройства здоровья. И даже занес перо над бумагой, но в этот момент ему доставили приказ об усмирении этих (мать их) крепостных генерал-майора Сенявина⁴. Проиграть свою последнюю баталию Путилов не мог. Пусть это и битва против мужичья.

— Господа, вы не поняли приказа? — осведомился капитан у замешкавшихся офицеров.

— Никак нет, ваш благород… — оберы умчались к своим командам, и порыв ветра унёс остатки их ответа на другой берег.

Толпа по ту сторону водного потока безмолвствовала. И только какая-то валькирия истерично хохотала. Или молилась. А может — и то, и другое сразу.

* * *

— Бабы в Преображенском что надо, хоть и всё до одной — гадюки подколодные, — докладывал Путилову знаток этих мест поручик Романовский в последний вечер перед выходом с зимних квартир.

— Уверены, Андрей Иванович? — уточнил капитан. — А то у вас после Чухони все русские бабы — что надо.

— Согласен, после чухонских хуторов любая гадюка — принцесса, — парировал поручик. — Но, честное благородное, здесь не тот случай. Поверьте, Иван Васильевич, стороннику настоящей и чистой любви без сословных предрассудков.

— Отлично. Будет ребятам хоть какая-то радость в этом Богом забытом месте, — резюмировал Путилов, и опрокинул в рот полную чарку. — Сословные предрассудки — долой!

Во время их первого неудачного налёта на Преображенское пичаевские валькирии показали себя --">