Уна Тарвин - 20 сигарет

счет он, конечно, не захотел. Никто был не виноват, жизнь брала свое, они взрослели и вылуплялись из кампусовского инкубатора, но что-то все-таки чуть-чуть саднило у Тома внутри, как будто их братство дало трещину раньше, чем он оказался к этому готов.

Впрочем, Том вскоре и сам подыскал себе небольшую мансарду, и несмотря на дурацкий район и крайне потрепанный вид, она ему нравилась, как может нравиться только первое собственное жилье, первое место на земле, которому он по праву мог называться хозяином.

13

Теперь они весьма регулярно тусовались друг у друга, и, как ни странно, именно Томова берлога все чаще становилась их штаб-квартирой. Наверное, было в ней какое-то уютное сходство с их прежним жильем, легче было почувствовать, что жизнь не изменилась и они тоже. У Яна там была своя кружка, свое место за столом на кухне и свой диван – на котором они тогда и валялись, ничего особо не делая. По телику шел уютный зомби-ужастик, и они запивали его даже не пивом, а отличным выдержанным вискарем, который Ян притащил незнамо откуда в прошлый раз.

Том не знал, что тогда произошло. Что стало спусковым крючком, невидимой точкой, в которой воздух оказался заряжен так, что ему перестало хватать дыхания, и Янов локоть, привычно упиравшийся ему в бок, он вдруг стал чувствовать так обжигающе остро.

Кто начал движение, самый первый его миллиметр, он тоже не знал, как ни силился после вспомнить. Он очнулся, вспышкой, когда губы Яна, бесконечно знакомый упрямый изгиб, прижимались к его губам – жадно, горячо, и пальцы столкнулись, сплелись, и он выпростал другую руку, ухватил Яна за плечо и притянул к себе – крепче, ближе, еще.

Это не было похоже… ни на что. Он не знал, что так бывает – что он сам бывает таким. Будто двадцать один год они жили навстречу друг другу, а встретившись, наконец, столкнулись, как магниты, соединились с такой силой, что он и помыслить себе не мог. Не осталось ничего между ними, ни расстояния, ни секрета, ни глотка воздуха, который не был бы общим, не приближал бы, хотя некуда было уже ближе, не сшивал бы их насквозь неровными строчками общего дыхания.

Он думал потом: не было, кажется, человека, которого я знал бы лучше, столько всего я знал о тебе – и столько всего не знал. И о себе. Твоими руками, твоими губами, всем тобой – я заново узнавал о себе. Ты рассказывал мне обо мне без единого слова. Кто я, какой я, что я делаю здесь.

12

Если бы можно было выбирать, где окажешься… потом. После всего. Если б можно было попросить – у Петра, этого вечного ключника, или кто там тебя встретит. Тому не нужны были бы никакие райские врата. Он все бы отдал – не за ночь даже – за эту предутреннюю минуту, где двое спят, обнявшись, и ничто, что будет потом, еще не заявило на них свои права.

11

В то утро Том просыпается один. Минуту ему хочется не открывать глаза.

Но ведь это трусость. Что бы там ни было – оно уже есть, и надо иметь мужество его встретить.

…На кухне Ян варит кофе. Том встает рядом, почти касаясь плечом, закидывает в тостер пару кусков хлеба. Смотрит на Янов профиль: помятую, красную со сна мочку уха и упрямую рыжую прядь, падающую на лоб.

– Ну? И что теперь?

Ян сглатывает, не отводя глаз от турки. Они оба терпеть не могут убежавший кофе. Помолчав, говорит – с той легкостью в тоне, от которой у Тома сводит зубы:

– Слушай, Шерри, ну мы же взрослые люди. Ну ты же все понимаешь…

Том кивает ему в спину и отходит к окну. Его до глаз заливает чистейшая белая ярость, и сил едва хватает, чтобы не дать ей хода. И еще внутри ворочается огромное скользкое нечто, чему он не знает названия.

На подоконнике обнаруживается пачка, в ней – последняя сигарета. Губы предательски не слушаются, и колесико зажигалки раз за разом прокручивается вхолостую, царапая пальцы. Нет, вот нет – плакать при нем он не будет точно.

Том делает затяжку и медленно-медленно выдыхает. Потом еще одну, и еще. Старое, истертое дерево оконных рам все в царапинах, краска кое-где облезла, а в одном месте торчит нахальная свежая заноза. Этот дом повидал немало.

Пальцы еще дрожат, но это можно списать на похмелье.

– Сахар не клал, – Ян протягивает ему кружку и машинально двигает сахарницу поближе, – Послушай. Давай все оставим как было. Мне было бы жалко… это все

--">