Чхе Ин Хун - Чхе (Цой) Ин Хун Площадь

дня ее выхода в свет прошло немало лет, но у меня нет ни малейшего желания ни сократить, ни добавить, ни переписать ее. Вооружившись тряпкой, я лишь протираю поверхность этого памятника, поскольку она за прошедшее время несколько потускнела от дождя, ветра и пыли.

Дорогой друг Ли Менджюн! Как и в те далекие дни, я неизменно испытываю к тебе глубокое сочувствие. Спи спокойно.

Автор

1 июля 1973 года

Предисловие

Весть о пришествии Мессии вот уже две тысячи лет странствует по миру. Говорят, что Иисус Христос был распят на кресте, а затем воскрес и вознесся на небо. Говорят и о том, что мир спасет коммунизм.

Мы живем в нескончаемом водовороте слухов. Издревле людская молва вал за валом накатывается на наше бытие, образуя громоздкие толстые пласты. Их мы и называем своей историей и культурой.

Увы, питаться слухами на протяжении короткой жизни — удел обитателей земной юдоли. Некоторые недовольные в поисках правды направляют свои стопы прямо к месту событий, но их на этом пути встречают рок и злая судьба. Герой моего повествования — один из таких людей.

Место встречи с роком назовем Площадью. Об этом месте толкуют разное.

Наши старые власти, удобно развалясь в кресле исконно азиатских традиций и устоев, позволяли доходить до нас лишь слухам о западной свободе. Однако они не допускали и мысли о том, чтобы впустить эту свободу в свой дом. В тех условиях тема свободы, несмотря на всю свою заманчивость, оставалась недоступной.

Сегодня писать о свободе стало возможным. Славный Апрель^[1] не только заложил фундамент Новой Республики, но и предоставил достойное место в этом подлунном мире и нам, пишущей братии.

10 ноября 1960 года, на рассвете

Площадь

Океан тяжело дышал и шумно ворочался, размалывая огромные пласты аквамариновой пастели.

Индийское судно «Тагор», зафрахтованное для перевозки освобожденных военнопленных в одну из нейтральных стран, натужно дрожа огромным корпусом водоизмещением в три тысячи тонн, скользило по волнам, разрезая липкие и густые испарения Восточно-Китайского моря. Выкрашенное в белый цвет судно казалось новеньким, только что сошедшим со стапелей верфи.

Пассажир по имени Ли Менджюн, спустившись по трапу на правую палубу, направился на корму и там, прислонившись к перилам, попытался прикурить сигарету. Но каждый раз, когда он чиркал зажигалкой, ветер порывисто гасил пламя. Присев на корточки и прикрыв лицо правой рукой, Ли Менджюн с завидным упорством продолжал орудовать зажигалкой. В этот миг он интуитивно почувствовал на себе взгляд чьих-то недобрых глаз. Ему стало жутко. Его постоянно преследовало неясное тревожное предчувствие. Как будто кто-то из-за угла тайком подглядывал за ним, и каждый раз, когда он резко поворачивался, пытаясь рассмотреть это неведомое существо, оно поспешно исчезало.

В этот раз глаза смотрели из-за дверей, ведущих в кают-компанию. Это были глаза без лица. Они словно пытались напомнить ему что-то очень важное, чего он не имел права забывать, но, по-видимому, забыл. Конечно, это была временная забывчивость, поскольку нельзя постоянно думать только о чем-то одном. В подсознании Менджюн помнил все до мельчайших подробностей. И все же чувство вины гложет его и не дает покоя. Да еще эти неотступно следящие глаза.

Его размышления прервал проходивший мимо матрос, державший в руке канатную бухту. Остановившись перед Менджюном, он два раза ткнул ему в грудь вынутой изо рта трубкой и у казал в сторону капитанской каюты. Менджюн кивнул, что понял, бросил за борт недокуренную сигарету и отправился к капитану.

Капитан «Тагора» чуть наклонившись сидел у себя в каюте и пил чай. Увидев вошедшего, он указал подбородком на стоявшую рядом еще одну чашку. Его квадратное и смуглое лицо, в котором угадывались типичные черты представителя индоиранской крови, было скрыто густыми бакенбардами и напоминало грубо отесанный чурбак. Чай, которым потчевал капитан, был действительно великолепен: ароматный, с чуть заметной горчинкой. Верх совершенства по сравнению с той бурдой, которой поили пленных в концлагере. Менджюн некоторое время смотрел на капитана, а затем перевел взгляд на иллюминатор полевому борту капитанской каюты. За исключением, может быть, мачты, это было едва ли не лучшее место на судне для --">