Елена Каштанова - Точка отсчета

Я вспыхнул и опустил глаза. Нет, не хочу. Не хочу, но расплачусь, как ни прискорбно это было осознавать. Потому что иначе – армия. Мне очень нужен этот зачет. А потом еще экзамен. Он же инвалид, минетом мы обойдемся, ведь правда?

Петр Алексеевич вдруг захохотал.

– Тимофей, ты так громко думаешь, сейчас сюда все наши дамы сбегутся советы давать. Вынужден тебя разочаровать – все будет не так, как ты себе напридумывал.

Я сник совсем. Что ему от меня нужно? Может, он извращенец? Копрофаг? Садист? Некрофил? Последнее мне особенно поможет справиться с экзаменами, несомненно. Зато от армии откошу гарантированно.

– Посмотри на меня, – приказал он. (Доминант?) Я послушно поднял глаза. – Нет.

– Что "нет"?

– Все, что ты сейчас подумал, – нет.

– Откуда Вы знаете, что я подумал?

– Я точно знаю, о чем ты не думал. Давай возьми себя в руки и успокойся. Я не собираюсь заниматься с тобой сексом ни в какой форме.

– Тогда… что Вы имели в виду?

– Хочу тебя кое-с кем познакомить. И, опережая твой вопрос, – нет, я не буду на вас смотреть.

Вопрос-то он, может, и опередил, но вот подумать и даже в красках представить я вполне успел. Познакомить… Познакомить? Ах, познакомить! Я начал понимать. Хочет подложить меня под какого-то своего дружка-извращенца? Павел Алексеевич закатил глаза.

– Тимофей, прекрати думать, пожалуйста. Ты совсем не умеешь этого делать, уж извини. Он такой же парень, как ты, ну, может, поумнее чуть-чуть. Я хочу, чтобы вы просто познакомились. Пригласи его куда-нибудь, поговори. Понравитесь друг другу – хорошо, не понравитесь – можно просто общаться, встречаться иногда. Принуждать тебя никто ни к чему не станет. Я за это поставлю тебе допуск. А если продержишься два месяца, там и экзамен подоспеет.

– И кто он такой?

– Мой сын.

Зачем это было нужно Петру Алексеевичу, я узнал гораздо позже. Тогда меня это не интересовало. Почему? Да по всем причинам на свете. Во-первых, я был несказанно рад возможности получить допуск хотя бы таким образом, потому что выучить мне не светило, я это прекрасно понимал. А уж если вспомнить, что я себе успел надумать (и мысленно согласиться на это), то и вовсе выходило, что мне даже повезло. Во-вторых, мне как-то стремно разговаривать на такие темы с взрослым человеком и к тому же моим преподавателем. Нам всем в детстве какие-то предохранители в мозги вживляют, что с педагогами нужно обращаться уважительно и осторожно, как с душевнобольными, иначе всем хуже будет. Ну и в-третьих, я просто не думал тогда ни о причинах, ни о следствиях, потому что был тупой, чего уж там скрывать.

Вы вообще не подумайте, что речь пойдет о том, что меня, бедного деревенского мальчика, охмурили ксендзы, запудрили мне мозги и заставили заниматься всякими непотребствами. И также не подумайте, что это история о каком-нибудь супермене, который ловко разрулил все свалившиеся на него проблемы, сразил всех врагов и в конце целуется со своей любимой на фоне заходящего солнца. Нет. Это исповедь мудака, лоха и чмошника, роскошный экземпляр которого я в то время из себя представлял. Я учился не ради знаний или профессии, а чтобы откосить от армии. Я пил пиво вечерами в общаге с такими же придурками, как я. Они пафосно звали меня Тимоти, и мне казалось, что это круто. Я ничем не увлекался. Я нигде не работал и жил на деньги, которые давали родители. Я трахался с разными девчонками и парнями, если они хоть немного заинтересовывали меня. Я понятия не имел, что со мной будет по окончании учебы. И таким бы я и остался, если бы Петр Алексеевич не сделал мне тогда это непристойное предложение.

Данька покорил меня с первого взгляда своей улыбкой и ямочками на щеках. Он пришел забирать отца с работы, как раз когда мы почти закончили обсуждать детали этого дьявольского, как мне казалось, плана. Потом я узнал, что улыбается он ТАК только отцу. Для всех остальных просто растягивает губы, даже их не разжимая. Только ямочки появляются все равно, даже от намека на улыбку. ТАК – это как будто солнце всходит немедленно прямо в помещении. Когда я увидел это впервые, захотелось расправить плечи и вдохнуть полной грудью. Но тут он заметил меня и замер настороженно, как будто выключили его, только взглядом оценивающе и пристально сверлил меня, совершенно не