Иван Александрович Гобзев - Хозяин Москвы

– Ну что ж, желаю тебе удачи. Не поминай лихом. Если обидел чем, не держи зла.

***

Не сдержался, упал на колени перед отцом Иоанном, целовал его руки, а потом и ноги. Он всё понял, не торопился поднимать меня, не отнимал свои руки от лица моего. Я же плакал, и целовал. Руки у него худые, жилистые, пальцы тонкие и длинные, как и должны быть в моём представлении у святого. Я любил его, любил всей душой, и эти его руки, сухие, с плохо остриженными и не совсем чистыми ногтями были мне родными, как руки матери и отца одновременно – такие, каких я никогда не знал в своём детстве!

– Спасибо, – лепечу я, задыхаясь от сладостной муки раскаяния, охватившей всего меня, – Спасибо вам, спасибо за всё!

– Не за что, Иван, – говорит он, и наконец поднимает меня с колен. – Я сделал то, что должен, тут не о чём благодарить. Теперь и ты дальше делай то, что должен.

Он обхватывает мою голову, притягивает и целует в лоб. Он уходит, я знаю, у него много дел.

Некоторое время после беседы я сижу на скамейке в Храме Ильи Пророка на Воронцовом Поле. Это резиденция о. Иоанна, прямо рядом с Институтом мозга. Мне так хорошо, так светло и легко. Кажется, вместе со слезами из меня выходит всё то что дурное, что я копил и носил в себе с самого детства.

С о. Иоанном договорились, что я буду ему исповедоваться раз в неделю по сети.

***

Опять эти круглые ждущие глаза. Так должны смотреть на инопланетянина, который вдруг появился ниоткуда и совершенно не ясно, на что способен. В них и напряжение, и недоверие, и злоба, и тупое сопротивление неизвестно ему. А вот страха нет.

Впрочем, понятно, почему они такие. Теперь понятно. Теперь, когда пелена спала и я вижу ясно, у меня нет вопросов. Так заядлый курильщик страдает одышкой, у него болит голова и постоянно плохое настроение, и он в принципе знает, что это из-за сигарет, но это знание для него как в тумане, не чёткое, полной уверенности нет, он сомневается и ищет ещё тысячу причин чтобы объяснить плохое самочувствие. Но вот когда он бросил, и симптомы исчезли, всё сомнения в их причинах сразу отпадают.

Так и я теперь ясно видел своё прошлое.

Я зашёл собрать вещи. Здесь оставалось кое-что важное для меня. Все уже знали, что я назначен Хозяином Сибири. Они рассматривали это как моё поражение, и радовались. Они думали, что это ссылка. Я для них был теперь ничто, но всё же такое ничто, которое может вытворить нечто.

Пока я собирался, постучала Мариночка.

– Иван Сергеевич, можно?

– Входи.

Она зашла испуганная и неуверенная. В руках у неё было полотно формата А2.

– Что это?

– Вам. От сотрудников. На прощание…

Я взял в руки постер. На нём я в нелепой позе, словно падаю, пьяно хохочу, джинсы мокрые. От моей головы в разные стороны расходятся разноцветные лучи.

– Это кто тебе дал?

– Оля, – прошептала Марина.

– Ладно, иди.

Постер я бросил в мусорную корзину. Да, с этой проблемой ещё надо разобраться, опозорился я изрядно на весь мир. Так быстро не забудут, пройдут годы. Но первым делом надо закрыть канал.

Подхватив сумку, я вышел.

Сотрудники провожали меня молчаливыми взорами. Оля смотрела в монитор. У всех было такое выражение, как будто они сейчас расхохочутся.

***

Вещи собраны, утренним самолётом в Хабаровск. Все дела сделаны, успею ещё и выспаться. Надо перед сном поужинать и новости посмотреть. Возьму теперь себе это за правило – чиновник такого уровня как я должен знать, что происходит в стране. Я и раньше их смотрел, но, во-первых, нерегулярно, во-вторых, только по одной причине и, в-третьих, пьяным.

Надежде я дал расчёт. Это возмутительно, как раньше я делал ей такие преференции, когда все остальные тёмные занимают положение, назначенное им самой природой.

– Иван Сергеевич! – она стоит на пороге с большим рюкзаком и чемоданом, монументальная, с выражением греческого бога на каменном лице. – Так я поеду. Спасибо вам за всё!

– Пожалуйста, – киваю я нехотя. – Всего хорошего.

Она стоит, мнётся.

– Что такое?

– Иван Сергеевич, да ведь я не знаю, как до деревни добраться. Нам же на транспорте запрещено. На попутках?