Илья Сергеевич Елисеев , Александра Алимовна Елисеева - Кащеевы байки. Сказки о снах, смерти и прочих состояниях ума

руку. На долю секунды хозяйка квартиры открывает глаза и видит перед собой перекатывающиеся сгустки дрожащего воздуха. А потом Кащеева жена и хозяйка исчезают.

«Множественность», гудит у нее голове. «Множественность в единстве». Какая еще множественность?

– Кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех? – слышит она свой голос, густой, мурлычущий и гулкий. Перед ней стоит мужчина, их опаляет жгучее полуденное солнце. Она видит мужчину сверху. Видит также и собственные лапы – огромные, сильные, мягкие. Лапы неспешно сминают землю, оставляя борозды от когтей.

– Человек, – усмехаясь, отвечает она и вытирает крепкой смуглой рукой пот со лба. В сандалию забился маленький камешек, он колет ступню, раздражает, и она небрежно приподнимает ногу, чтобы вытряхнуть его. Мельком взглядывает на ногу – мускулистую и загорелую, а как же иначе, ведь пройдено столько дорог, и переводит глаза вверх на чудовище, хлещущее себя по золотистым горячим бокам бычьим хвостом.

Она гибко, по-кошачьи, приподнимается на могучих лапах. Ужас и стыд владеют ею. «Жалкий человек разгадал загадку, теперь пришло мое время». Она идет к краю горы.

«Множественность». Она чувствует страх. Боится мужчина. Боится чудовище. Оба боятся смерти. Кто из них она? Страх разрастется и заполняет все – Сфинкса, мужчину, раскаленный воздух. Может быть, она спит? Это сон? Как проснуться? Она вцепляется зубами себе в лапу, мужчина кусает себя за руку. Из прокушенного места течет кровь, больно. Но солнце по-прежнему печет плечи и спину сквозь тогу, сквозь шелковистую львиную шерсть. Она поднимает глаза вверх. Вверху огромное прекрасное женское лицо, запрокинутое к небу, искаженное ужасом. «А ты и не знала, что можешь быть многими?» – слышит она. Оглядывается по сторонам и видит лишь текущее вокруг марево. Впереди пропасть. Сзади пропасть. Сфинкс отталкивается от земли и с воплем бросается вниз с обрыва. Мужчина падает на тропу, вокруг него крутятся горы, небо, солнце, все смешивается в диком водовороте, он видит мелькающие в кувырках лапы и хвост, летящую навстречу землю и сквозь собственный крик слышит рев чудовища.

«Для первого раза тебе хватит», – говорит Кащеева жена. Женщина сидит на тропе, опираясь спиной о стену из коридора. Напротив нее лежит мужчина, потерявший сознание. Она встает, подходит к краю обрыва и различает внизу, на камнях, разбитое тело Сфинкса.

Они сидят в коридоре. Женщина, прислонившись к стене, Кащеева жена – рядом на корточках, подобрав юбки. «Прекрасно, – говорит Кащеева жена, – теперь ты, по крайней мере, начнешь сомневаться в несокрушимости своей реальности. Начало положено». Она встает с пола, подходит к зеркалу и смотрится в него. В зеркале отражается обычное лицо. Нос, рот, брови. Кажется, в прошлый раз брови были другого цвета, замечает Кащеева жена, аккуратно вытягивает пальцами отражение, скатывает его, бросает женщине на колени мячик и превращается сначала в переливающиеся сгустки воздуха, а потом пропадает вовсе.

Вавилонская башня

Мягкое облако медленно сползало по склону горы. Кащей и Кащеева жена с любопытством наблюдали за его плавными движениями. Снизу казалось, что оно не просто живое, а осмысленно сущее, обладающее конкретной целью существо. Облако поглощало камни и метры узкой извилистой тропы с видимым удовольствием, будто изысканное лакомство. И его оставалось немного. Был пик, грозно штурмующий небеса, – и нет его, ни единого просвета, только мгла, поглотившая пространство в своем подвижном чреве. Повеяло холодом и влагой.

– Пора, – пробурчал Кащей, с трудом закидывая на спину огромный рюкзак. Звякнула о карабин алюминиевая чашка, пристегнутая сзади, брякнули друг о друга колья палатки, котелок и нож где-то в недрах. – Скоро откроется тропа. Нам надо спешить.

Кащеева жена неохотно поднялась с камня. Рядом журчало озеро без дна, цвели своим августовским острым цветом жарки, и совершенно не хотелось ничего делать. Они и так преодолели почти два километра по узким таежным дорожкам, разбегавшимся среди корней вековых сосен, как бурундуки. Мышцы ныли, пальцы болели и не слушались, часто дорожка пропадала, и приходилось лезть напрямик по крутому косогору, цепляться за корни и утопать в мокром мху, рискуя сорваться вниз, на острые камни.

– Может, еще подождем? Тут хорошо. Авось, туман рассеется… – Кащеева жена встала рядом со своей поклажей и вопросительно взглянула на Кащея. – --">