Руслан Альбертович Белов - Верные лелинцы

Руслан Белов Верные лелинцы

* * *

После правки носа (заговорил костоправ, зубы и вдарил с маху резиновым молотком) Лида несколько часов приходила в себя. Вечером пришел Чернов с шоколадкой и сказал, что надо выздоравливать – послезавтра будет вертолет, и надо лететь на участок с Савватеичем, главой маркшейдерского отдела.

– Он кричал в Управлении, что на штольнях завышен уклон, и странно, что до сих пор ни один состав не улетел в отвал. И теперь начальник экспедиции посылает на участок комиссию. "Обратного рейса, – сказал, – не будет, пока этот тип не подпишет бумагу, что существующие уклоны не опасны".

– Ну-ну... Савватеич опять в строителя коммунизма играет... – Лиде хотелось отлежаться в больнице, а тут такое.

– Ничего он не играет. Надо, говорит, уклоны сделать нормальными и все тут.

– То есть проходить все штольни заново. А это нам не надо, да?

– Факт. Так что даю тебе тридцать шесть часов на выздоровление, и вперед и прямо, как говорят проходчики. Поговори с ним, уговори как-нибудь. Он ведь может в Госгортехнадзор пойти. Начнутся разборки – отчет в срок не сдадим, премию не получим.

– И я в котлован не упаду... – печально улыбнулась Сиднева.

…Узнав, что Лида летит на законсервированный на зиму участок, Житник пошел к Чернову.

– Слушай, начальник! Полечу-ка я с ними. По пятой штольне анализы хорошие пришли, но пробы из руды не вышли – надо добрать, – сказал он, самодовольно улыбаясь (как же, классный резон придумал!).

– Да ладно придумывать. С Лидой, что ли, полететь хочешь?

– Нет, начальник, неправда твоя. Подсчета запасов ради алчу полета, клянусь.

– Ну, ладно, лети. И привези тубус со старыми планами опробования – я его в спешке забыл.

– Пузырь с меня! – обрадовался Житник, но Чернов уже не слушал: грызя карандаш, он думал, что делать с 3-ей штольней.

* * *

Четыре часа Сиднева ходила с рейкой по штольне. Савватеич не доверил ей нивелира и правильно сделал – у Лиды получилось бы не что есть, а как надо. Остальные члены комиссии в гору не пошли, они сели думать.

– Это Черствов, начальник отдела кадров виноват... – покачал головой инженер по технике безопасности Владимир Аржанов, доставая из видавшего виды портфеля свертки и банки с закусками.

– Не понял? – выкатил белесые глаза начальник участка Владимир Куликовский, сто пятидесяти килограммовый по натуре человек.

– Надо было ему в милицию позвонить, в которой Савватеич работал. Узнал бы тогда, что его оттуда за принципиальность выперли.

– Маркшейдер, а в милиции работал! – хохотнул Владимир Абрамчук, горный мастер. Его взяли, чтоб обобрал заколы, но он любил начальство и не смог его покинуть.

– Может Сидневу ему подпустить, пусть обработает? – Аржанов, разливая водку, подумал вслух витавшую в воздухе идею.

– А она согласится? – Абрамчук попытался представить маркшейдеров в постели. Получились, правда, с теодолитом между ними.

– Нальем – согласится, – махнул рукой Куликовский. – Только вот этот морж хреновый, Житник… По-моему, он на нее неровно дышит.

– А на кой ты его взял? – Аржанов забыл о поднятом стакане.

– Сказал, что Чернов его посылает.

– Вечно эти геологи под ногами путаются. Давайте, что ли, за все хорошее и пусть наши враги подавятся.

* * *

Савватеич с Сидневой, замученные, залепленные рудничной грязью, явились в восьмом часу. Лида, не увидев на столе водки, расстроилась. Куликовский, показав ладонью "Счас будет!" вытащил из-под стола две бутылки «Столичной».

Житника к столу не пригласили – техническое начальство геологами брезговало. Он явился сам и встал в дверях. Савватеич, испытавший от этого неловкость, жестом предложил ему сесть рядом. Тот сел.

– Ты бы рассказал, как баня у тебя сгорела, – не посмотрев на него, попросил Аржанов Куликовского. – Все по-разному смеются.

– Он до утра рассказывать будет, давайте я! – загорелась захмелевшая Лида. – Идет, значит, Куликовский по лагерю и видит, что баня нештатно дымиться. Ну, пошел к проходчикам в землянку и говорит: "Ребята... баня горит..." А те в «тысячу» режутся и на такой малохольный призыв ноль внимания. Постоял, постоял Куликовский, выглянул, увидел, что вовсю уже полыхает, и опять тянет: "Ребята... баня горит..." А те отвечают: "Ты что, начальник, стоишь? Садись, наливай, вон, чаю". И опять за карты. Куликовкий сел и опять свое тянет: "Ребята, баня горит..." А проходчики торгуются: 80, 100, 140... И тут --">