Перч Арменакович Зейтунцян - Люди с разных улиц

ожидании покупателей. Вот один из них зевает. Глядя на него, зевает второй. А за ними позевывает и вся улица. Иногда лавочники пьют водку. Это занятие несколько развлекает их. Но нельзя же пить водку целый день. И опять они садятся перед своими лавками и глядят по сторонам в надежде увидеть что-нибудь, что развеяло бы скуку.

Они тоже любят Фати. Лавочникам нравятся его маленькая щуплая фигурка и торчащие на лице скулы. Иногда они подзывают Абду, этого великана с пышными усами, ставят Фати рядом с ним и начинают смеяться. Они смеются подолгу, а Фати послушно стоит и только озирается по сторонам. Да, все любят Фати, кроме Абду. Потому что он толком не понимает, над кем же смеются. Абду бы хотел, конечно, чтобы смеялись над ним, а не над Фати. Но ведь именно Фати получает яблоко или даже целый батон колбасы. Правда, это случается редко, только тогда, когда лавочники уже очень долго смеются.

Потом Фати уходит в сторону фабрики. А лавочники опять усаживаются перед своими лавками, ждут покупателей и размышляют о том, что жизнь безнадежно мрачна и скучна.

Фати выходит на шумную улицу, и его подхватывает людской поток. Он появляется на фабрике первым, быстро засучивает рукава, и его тощие руки вдруг оживают. Один за другим приходят другие рабочие, и просторное здание наполняется шумом.

— Фати, гвозди…

— Фати, сбегай за хлебом…

Сегодня он услышал:

— Фати, иди в контору.

Его вызвал директор. И, вместо того чтобы поздороваться с ним, Фати начал гадать, куда его сейчас пошлют: в соседнюю мастерскую или же домой к Джонсонам. Конечно, он угадал — к Джонсонам. Нужно принести из дому сандалии Джонсона.

Как только Фати ушел, Джонсону передали пригласительную карточку. Он уселся за письменный стол, надел очки в дорогой оправе и стал читать тисненные золотом слова. Мадам Грифитс приглашает его на обед.

Джонсон скорчил недовольную гримасу, встал и грустно оглядел комнату.

Он был худ, высок ростом. Посмотрев на себя в зеркало, он вспомнил, что когда-то Грифитс ему нравилась. И она была к нему неравнодушна. Они даже целовались украдкой. В первый раз обоим было приятно, а потом это вошло в привычку. Тем дело и кончилось. Сейчас Грифитс уже в летах, она слегка обрюзгла. Да ведь и сам он уже не тот.

Ему сделалось грустно от этих мыслей, и он снова прочел пригласительную карточку. Сейчас Фати принесет сандалии, и ногам станет прохладнее.

Всякий раз, видя Фати, Джонсон вспоминал, что он директор, и это, пожалуй, его радовало. Сегодня он тоже подумал об этом.

А потом он снова вспомнил Грифитс и зевнул.

На лестнице послышались шаги. Так быстро поднимается только Фати. Джонсон улыбнулся. Ему давно хотелось поразвлечься.

Он сел за письменный стол и, надев очки, в последний раз взглянул на пригласительную карточку.

Дверь приоткрылась, и в комнату прошмыгнул Фати. Он поставил сандалии на стул и направился к двери.

— Фати!

Фати обернулся и стал опять гадать, куда его еще пошлют. Наверно, в соседнюю мастерскую.

— Фати, я назначаю тебя помощником надсмотрщика.

Ну да, вероятно, в соседнюю мастерскую. Хозяин мастерской должен Джонсону несколько золотых.

— Это очень спокойное место.

Или, может быть, Джонсон велит просто позвать надсмотрщика. Он, кажется, говорит именно о надсмотрщике.

Джонсона забавляло, что Фати не понимает его. Попутно он решил, что не пойдет к Грифитс. И, довольный таким решением, с улыбкой начал втолковывать Фати, что его назначают помощником надсмотрщика.

Наконец Фати тоже улыбнулся. Теперь он понял.

Джонсон протянул ему несколько банкнот. Фати осторожно взял их.

— Теперь иди отдыхай. Приступишь завтра.

Джонсон так и не понял, как Фати воспринял новость. Но ничего, завтра все станет ясно. А к Грифитс он не пойдет. Она уже в летах и слегка обрюзгла. Он посмотрел на дверь и зевнул. Да и сам он уже не тот.

Как обычно, утром мальчишки играли на улице. Одному из них отец купил мяч. И вначале из уважения к новому мячу дети старались не спорить. Только из этого ничего не вышло. Как и всегда, все испортил Саид. Больно уж он задирист. В этот торжественный час, когда все были так увлечены новым мячом, он опять затеял драку.

Но вдруг драка прекратилась, и все стали смотреть в конец улицы.

— Фати.

— Нет, не он.

— Он.

— Не он.

Фати был уже совсем близко, а дети все еще продолжали спорить. Наконец все --">