Анастасия Муравьева - Выходные туфли

Анастасия Муравьева Выходные туфли

Первый муж у нее красивый был. Только роста маленького. Она и сама невысокая, а он ей по плечо. Изящный, как барышня, усики носил смешные, перышками. Одевался с иголочки – костюмчик, брючки, ботиночки. Никогда на нем ни пылинки.

Красивый был, но бесполезный. Она его пыталась пристроить на автобазу диспетчером, а он самосвал не туда отправил, на него докладную, и предложили по собственному. Экспедитором взяли развозить детское питание, а он баночки в коробках перебил, поставил эту не на ту. Потом газеты в киоске продавал – он смазливый, у него хорошо брали, тетки толпились, это уж ей самой не понравилось.

Так что забрала она его из киоска, пусть лучше дома посидит, зато всегда при ней.

Утром он на стадионе бегал, три километра дистанция, бегом от инфаркта, после придет и ляжет на диван, устал. Так до вечера и лежал, ждал, пока она с работы явится. Она на ответственной должности работала, старшим бухгалтером, несла копеечку в дом.

А как она готовила! Каждый день новое меню. Меня спрашивала, знаешь, тетя Клава, в чем секрет семейного счастья? Не знаешь, а в женском журнале написано – главное, чтобы твой муж никогда не знал, что сегодня на обед. Вот какая была затейница! А он привередливый оказался – то пресновато, то в духовке передержала, то пересолила. Но она угождала ему, старалась. Лишь бы он при ней оставался.

А когда он с ней развелся, она не плакала. Хотя он ее бросал жестоко, уходил к разлучнице, и вещи вывозил. Наняли грузчиков, он распоряжался в халате с кистями, будто помещик, а потом сел в грузовик с открытым бортом и уехал, придерживая перевернутые стулья, а к ней бригадир подходит, пожалуйте, расчет. Она растерялась, конечно, побежала деньги искать, у нее старенький кошелек был, стыдно из сумки доставать. Он ее в такое неудобное положение поставил, при постороннем человеке пересчитывать деньги в рваном кошельке, чуть ли не зашитом по шву, но она только из-за этого немного попереживала, и все.

А за вторым она так мало прожила, что даже имя его позабыла. Спросят у нее, как мужа звали, она лоб наморщит и задумается. То ли Саша, то ли Паша, а может, и Миша. Только украшениями и выделялся. Любил себя украшать, тут уж ничего не поделаешь. Вроде и не сильно молод был, но серьга в ухе. И цепь на шее носил с бриллиантовым крестиком. На одном пальце печатка, на другом кольцо. Часы и еще что-то даже на ноге. Да-да, на щиколотке.  Столько навесит на себя, что идет и звенит. И носом фыркал, хронический насморк. Бренчит на ходу и вечные сопли.

Любила ли она его, не знаю. Вроде на ответственной должности, а все, как ни погляжу – бежит с пакетами полиэтиленовыми. А в пакетах знаете что? Картошка, свекла, батон.  За этим и мужа можно в магазин послать, я так считаю. Но она все любила сама.

Он, как елка новогодняя, разобрали и на антресоли. Быстро она с ним сошлась, быстро и разошлась. Зимой расписались, а на Пасху смотрю – идет одна. В плащике прорезиненном и красных туфлях, – их она еще с первым мужем купила. Где, спрашиваю, ваш-то? А, говорит, мы развелись. С этим, говорит, как его. А сама улыбается. Никогда я ее грустной не видела.

Зато с третьим мужем ей повезло! Высокий, дородный, статный. Видный мужчина. Всегда в костюме и галстуке, я даже подумала, большой начальник. А он был простой инженер, и ничего более. Но выступает – прямо министр!

Потом смотрю – он с дамочкой вечером, завтра смотрю – он с другой под ручку, потом перед третьей дверь распахивает.  И ножкой шаркает у парадной. А она – знай  котлеты у окна крутит, ручка у мясорубки так и мелькает. Я ей говорю, смотри, ой, смотри, не упусти мужика, загулял твой-то. А она к котлетам, будто они куда денутся. Это, отвечает, его сотрудница, она ногу подвернула, он ее отвозил в травмпункт. А другая будто бы родственница, он ей город показывал. Знаю, что они там друг другу показывали! Но ей и слова не скажи! Обидится, плечом дернет и уйдет. А я соседка, мне все равно.

Когда он умер, она не плакала. Я на похоронах была, видела, как она ком земли на крышку гроба бросает, а у самой глаза сухие и губы ниточкой. Стояла у самого края, ее под руки держали, боялись, что рухнет прямо в могилу. Туфельки на ней остроносые, на таком каблуке, не пошатнувшись, не ступишь. В таких туфлях только и цепляйся за кого попало. А кто ее под руку держал, тот и мужем стал. Четвертым.

Он был мастером на производстве, где покойник работал инженером. Был он человек застенчивый, робкого --">