Эмилия Дворянова - Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

на друга и, еще глубже, в клетках тел, где воспоминания определяют горизонт наших действий. Мы чувствуем их. Там — картина нашей памяти, которая уже стала общей, там — следы иллюзий о временах, которые нас оставили…

… мы тоже могли уехать, вместо того чтобы так неожиданно для самих себя снять с себя ткань нашей жизни и всматриваться в полет дьяволиц, в море, в закат, одетые в мягкую верблюжью ткань, подаренную доктором. И мы могли спуститься по ступенькам и оказаться среди исчезнувших за углом, потерявшихся из вида — двадцати, двадцати одного, двадцати двух… тридцати — кто сосчитает их в тот ранний час, когда окно запотевает от собственного дыхания, а все чувства притупляются. Они потянулись друг за другом, вереницей, уехали, исчезли где-то, растаяли, некому было даже их пересчитать. Они оставили нас в ожидании, и после их отъезда оно вернулось, вывернулось, изогнулось, округлилось, вцепившись в собственный хвост… и уже никто не говорит об этом. Наше молчание так насыщенно, так вопросительно, потому что мы, в сущности, вообще не знаем, где оно, хотя слышали свист шин и шорох разлетевшихся камешков под ними. Значит, они действительно уехали, транспорт был им обеспечен, и они просто не захотели смотреть на закат и бакланов, на отблески света каждой волны, на молнии на горизонте, все чаще с приближением осени вспарывающие облака, и это так невероятно, что мы отказываемся в это верить… поэтому и молчим…

… мы молчим о них, потому что то, что было, лишь прорезь в сумраке прошлого… молчим и о себе, ведь мы и сами не знаем — почему мы остались? И может ли быть единственной причиной для этого солнечный луч, на который кто-то обопрется однажды? И хватит ли этого одного-единственного луча человеку, чтобы он решил остаться?

— хватит, раз мы ждем…

— а чего мы ждем?

… мы ждем первого снега… мы видим, как он приближается, притаившись в каждом облаке, как нависает над горизонтом и ползет к нам… но облако остается на небе, выворачиваясь над морем, оно давит его, давит нас, а потом раскрывается, наполняя воздух всего лишь холодной влагой — следами наших надежд… Снега нет. Наше ожидание — ошибка, мы, как дети, хотим порадоваться снежинке, севшей на кончик носа и потом превратившейся в каплю… но дети не ждут, они не видели снега, снег ждет их…

… нет, мы не ждем снега, мы ждем цветения яблонь. Оно наступит, когда стает снег. Мы будем ждать этого, когда облако, вместо того чтобы давить нам на головы и потом уйти, оставляя лишь влагу, лопнет в бессчетных снежинках, а воздух над морем побелеет, станет рыхлым, словно напудренный белым порошком, тогда и наше ожидание станет рыхлым и растает, соприкоснувшись с водой, нырнет на дно — туда, куда уходит свет, и мы скажем: нет, мы не ждем этого снега, мы ошиблись, мы ждем другого, мы ждем белизну яблочного цвета…

… нет, мы не ждем цветения яблонь. Это время уже прошло, оно было, мы помним его, и нам незачем ждать того, что мы и так помним. Цветы осыпались вниз и земля стала белой, шелковая шаль накрыла ее в пять утра, когда иней от нежной леденящей влаги превратился в капли и набух, а цветы опустили свои лепестки на тычинки, осыпаясь… я помню точно всё, что случилось… потом подул ветер и разметал всё в разные стороны, шаль прорвалась, и к вечеру лепестки исчезли… нет, мы не ждем цветения яблонь. Его уже нет, оно было, мы не ждем прошлого, прошлое — грех. Мы ждем горлицу… чтобы прилетела и проворковала наши имена, когда она назовет наши имена, мы их не узнаем…

… мы не ждем горлицу, мы ждем Клавдию. Не молчите о ней, она осталась, мы ее оставили…

… мы молчим, потому что наше молчание наполнено. Мы всматриваемся вдаль, в виды вокруг и иногда не знаем, где наши глаза, они в нас или там, вдали. Эти виды невинны. Они не превращаются в прошлое, не рассказывают о себе, потому-то мы и приходим сюда каждый день в точно определенное время. Мы смотрим на фьорд, волны разбиваются о его скалы, и их пена заливает лодку, которую держит на якоре ее тень, трещины в скалах блестят перламутром, белый туман источается из них и тает. Конец. Это — сейчас. А прошлое — лишь слова, воспоминания — слова, прошлое — грех…

… прошлое — грех, но посмотрите, как вид очищает его и через наше молчание заполняет словами… Сначала мы рассказываем о них про себя, слова в словах, ведь мы не перестаем ждать. И снега, и цветения яблонь, и горлицу… мы не можем остановиться, пока в своих словах не превратимся в Клавдию, --">