АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

он не оборачивается. И не зовет меня. Сам, стоически надев галстук под воротник рубашки, намеревается справиться с ним.

Не слишком длинными, зато очень проворными и нежными, пальцами мужчина осторожно, как хрупкую льдинку, затягивает петлю. Старается обойтись без резких движений, старается не задеть концы, которые легко запутать, и не потерять верное направление, напряженно глядит в зеркало. Оценивает свои действия и медлит, разбираясь, верны ли они.

Я трижды показывала ему, как это делать. Он трижды при мне завязывал его правильно. Но, видимо, это была совершенно ненужная для его математического мозга информация. Каждый раз она безбожно искоренялась, и Эдвард снова и снова вязал на своей шее морские узлы.

И это, конечно же, не могло не произойти сегодня. Галстуки — одни из немногих вещей, что ему не давались. Стоило бы признать.

В тот момент, когда мужчина чересчур сильно тянет за один конец, пропуская его совершенно в иную, чем положено, сторону, я все же покидаю свое укрытие. Не могу больше смотреть на эти попытки придушить себя несчастной полосочкой ткани.

Я подхожу к нему со спины, но не пугаю. Мгновенно отыскав мое лицо возле двери, как только та поскрипывает, едва от нее отрываюсь, Эдвард обреченно кивает на узел, что успел соорудить на рубашке. Не дожидаясь, пока попрошу сама, поворачивается ко мне лицом.

— Извращение какое-то… — недовольно бормочет, пока распутываю галстук.

— Ага, — хмыкаю, расправляясь с узлами, — лучше использовать его как пособие для морского флота. Главное, чтобы никто не придушил себя.

Эдвард выше меня на полторы головы, но сегодня, благодаря моим бордовым туфлям на каблуках, эта разница сокращается до пары сантиметров. И дает мне возможность, не вставая на цыпочки, исполнить свой женский супружеский долг. Один из основных, если верить старому американскому кино.

— Главное то, Беллз, чтобы рядом была вот такая спасительница, — хитро подмигнув мне, Эдвард чмокает меня в лоб.

— Свободу экономистам от удавок, — парирую я, хохотнув ему в ответ. — Подними-ка чуть-чуть голову. Вот так.

Кажется, уже потерявший всякую надежду галстук возвращаю к жизни. Затягиваю правильную петлю, провожу под нее правильный конец и с нужной точностью выравниваю узел. Затягиваю его насколько нужно.

— Спасибо, — мельком взглянув в зеркало на результат моей работы, Эдвард поправляет воротничок рубашки. С обожанием смотрит прямо в мои глаза.

— Пожалуйста, — отвечаю, пригладив и без того ровно лежащие темные волосы, — как твоя голова? Легче?

Эдвард щурится.

— Мы живем в век развитой медицины, миссис Каллен. Одна таблетка — и боли нет.

— Я уже говорила, что не считаю правильным малейшее покалывание лечить аптечной химией? — фыркаю я.

Муж снисходительно глядит на меня со смешинками в глазах.

— Во-первых, моя бабушка не была знахаркой, Белла, а во-вторых, на лечение в стационаре порой просто нет времени.

Его юмор и такое наплевательское отношение к здоровью немного настораживают меня, но сегодня нет смысла говорить обо всем этом. Для моих лекций найдется лучшее время — день и так сверху донизу залит нервами.

— Достаточно иметь немного терпения…

— Вот уж терпения так у меня точно хватает, — Эдвард нагибается, нежно поцеловав меня в щеку, — поверь. Наш брак тому пример.

— Ты напористый.

— Жутко, — он широко улыбается.

— И без комплексов.

— Их пришлось выкинуть еще в начале карьеры.

— А еще шутник…

— Комик, — облизнув губы, докладывает Каллен, — моя мать называла меня комиком. Вечным и неуемным.

— Почему-то я согласна с ней…

— Тебя удовольствие смешить, принцесса, — баритон Эдварда наполняется теплом и лаской, от которых мне даже в самую ненастную погоду всегда хочется улыбнуться, — ты безумно красивая, когда смеешься.

— Льстец…

— Твой льстец, — каким-то образом его руки оказываются на моей талии, а губы на шее. Боится испортить макияж. Не трогает то, что придется поправлять.

— Мой, — соглашаюсь, уверенно кивнув, и тоже обнимаю его. Крепко-крепко, как люблю. Рубашка хрустящая, жесткая, словно порезать может. Воротничок такой ровный, что мне даже пытаться не хочется повторить успех Кабаллеты в утюжке вещей Эдварда. И запах другой. Естественно, не его тела — этот не меняется, и его отголосок еще можно услышать возле шеи при должных усилиях — парфюма. В этот вечер Каллен предпочел --">