Патрисия Мело - Матадор

Патрисия Мело
Матадор

Патрисия Мело – молодая бразильская писательница, которую газета «Вашингтон Пост» назвала «…многообещающим талантом, успешно совмещающим современные тенденции с лучшими литературными достижениями прошлого». «Матадор» не имеет никакого отношения ни к быкам, ни к арене. В переводе на русский язык это слово означает «убийца», и Мело ярко, динамично и увлекательно создает историю серийного убийцы, ставшего таковым из^а того, что общество его неожиданно поддержало…

Patricia Melo О MATADOR

© 1995 BY PATRICIA MELO

© КОМПАНИЯ «МАХАОН», 2005

Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

Теренций

Не то чтобы я мечтал стать Богом или героем.

Я мечтал превратиться в дерево и расти веками, не причиняя никому вреда.

Чеслав Милош

Часть первая

1

Все началось с того, что я проиграл пари.

Я уселся в кресло. Арлете, хозяйка парикмахерского салона, накинула мне на плечи, поверх рубашки, покрывало, предоставив разглядывать пришпиленные к стене фотографии красивых женщин. Что-нибудь неброское, никто не обратит внимания. Арлете не поняла, почему я хочу покрасить волосы в светло-коричневый цвет. Решив, что это шутка, она рассмеялась. Это и было мое пари: «Сан-Паулу» продул «Палмейрасу» со счетом два – ноль.

Арлете намазала мне голову какой-то липкой пастой и сказала, что надо так просидеть двадцать минут. Полиэтиленовый чепчик испортил мне настроение. Выглядел я по-дурацки, я вообще считаю, что мужчина, красящий волосы, должен вызывать смех. Я принес с собой бритву, усы я тоже проиграл. Не без колебаний я взглянул на себя в зеркало. Я уже пять лет ношу усы, с тех пор как посмотрел по телевизору фильм с Чарльзом Бронсоном. Я вспомнил, что вся моя предыдущая жизнь, до того как я отрастил усы, была дерьмом: все мои небесные покровители, Господь и ангелы, сидели здесь, на моих усах. Заметив мою нерешительность, Арлете отняла у меня бритву и начала ею орудовать. У нее было красивое тело, золотистая от загара кожа и крепкие ноги. Ее грудь мелькала у меня перед глазами, иногда она прижималась ею к моему плечу, я чувствовал на своих губах ее дыхание – это было уже слишком. Я вспомнил, как мы занимались любовью у нее дома, на диване, когда ее парализованный отец погружался в забытье. Я опять захотел ее. С идиотской улыбкой на лице она попыталась отстраниться от меня, но я сгреб ее в охапку и крепко поцеловал. Она ответила на поцелуй. Тогда я отпихнул кресло, и наши тела прилипли друг к другу. Я опустился на колени, она тоже, я поднял подол ее желтого платья и отдался мощному порыву, который охватил нас обоих. Арлете – молодая кобылица, трусики, мокрый мысок внизу, а я – всадник, я – эскадрон, рвущийся в бой; в мгновение ока на моем дереве вырос крепкий молодой побег, украшенный свежей листвой и распустившимися цветами. Мне казалось, что все произошло очень быстро, буквально за несколько секунд; вдруг Арлете открыла глаза, начала размахивать руками и тарахтеть без умолку; она схватила меня за руку повыше локтя, сунула мою голову в раковину и стала поливать ее водой, понося меня на все лады, завывая и постанывая, как припадочная в последней стадии болезни. Потом она усадила меня на скамеечку спиной к зеркалу и запретила поворачиваться. Когда же наконец мне было позволено повернуться и увидеть то, что получилось, я обалдел: мои волосы стали светло-соломенного цвета. Я превратился в настоящего блондина, точь-в-точь как какой-нибудь рок-музыкант из Великобритании.

Я всю жизнь считал себя некрасивым. На моем лице было много складок, оно мне казалось мясистым и никогда не нравилось. Жабьи глазки, нос картошкой, я всегда избегал смотреть на себя в зеркало. Но в этот день мое лицо выглядело по-другому. Я с любопытством вглядывался в облик совершенно незнакомого мне человека со светлыми волосами, чужака, который не имел со мной ничего общего. У меня посветлели не только волосы, но и глаза, и даже кожа – все источало какой-то новый свет. В одночасье все черты обрели гармонию, опущенные уголки губ по-прежнему смотрели вниз, кончик носа также закруглялся, а веки оставались такими же припухшими, но все это не имело значения, потому что появилось нечто большее и очень важное – облик. Все лицо мое светилось, и это был не отраженный свет от ламп, это был тот самый свет, который источают иконы, --">