Галина Алексеевна Беломестнова - Камарья [СИ]

Ольги появилось стойкое желание помотать головой и проснуться. Одетая в длинную чёрную юбку, свободную ситцевую рубаху, подпоясанную широким цветастым фартуком, — старушенция очень походила на бабу-ягу. Сказочный образ попутчицы подчёркивали слегка крючковатый нос, изрезанное глубокими морщинами лицо и седые пряди волос, выбивающиеся из-под стянутого на затылке цветастого платка.

— Гостья, гляжу, к вам приехала, — взглянула бабка на неё неожиданно яркими, пронзительно-синими глазами.

— Ольга, — представил брат. — Тёти-Танина дочка.

— Вижу, что Танькина, — одно лицо. Только глаза не её унаследовала, — внимательно оглядев городскую гостью с ног до головы, проговорила новая пассажирка. И, словно потеряв к ним всякий интерес, отвернулась и стала внимательно разглядывать проносящиеся мимо деревья.

Просёлочная дорога, петлявшая между колками, выбралась на крутой бок сопки, с которого открывалась широкая пойма извилистой речки Каменки, и резко пошла под уклон. По бревенчатому мостику они перебрались на левый берег, миновали густую поросль молодых пушистых лиственниц и остановились на краю поляны, заросшей высокой по пояс травой.

— Приехали, — спрыгивая на землю, промолвил Сашка. — Ты, Ольга, сначала вещи подай, а потом мы тебя спустим.

Вспомнив свою утреннюю погрузку, сравнив её с лёгким прыжком престарелой попутчицы, сестра покраснела до корней волос.

— Сама спрыгну, — сердито буркнула она.

— Как у Камарьи, не получится, ещё ногу подвернёшь, — весело прокомментировал братец.

Не связываясь больше с болтуном, Оля занялась делом. После того как всё выгрузили, под Сашкины шуточки при помощи родственников с трудом выбралась из кузова. Отряхнув одежду, она украдкой оглянулась в поисках старухи, но, к её облегчению, та уже исчезла.

— А где эта баба-ёжка?

— Камарья-то? Так, поди, уж на своём покосе, — ответил братец.

— Как ты её назвал? — строго спросил отец.

— Камарья. А что? В деревне её все так зовут, — оправдался Сашка.

— Она для тебя Анна Васильевна! Запомни! И чтоб я в доме не слышал этого прозвища, — сердито взглянув на своё семейство, сказал дядя. Вголосе его прозвучал такой металл, что даже гостье стало не по себе.

Покос, куда они приехали, принадлежал не одному поколению семьи Тихоновых. Стан был сделан основательно, на года. Навес из досок, под ним обмазанная глиной печка, сложенная из принесённых с речки булыжников. Рядом, на случай дождя, небольшая поленница сухих дров. Под развесистой черёмухой стол, вокруг лавки на лиственничных кругляшах. И, конечно, шалаш, где в самую жару можно было подремать на мягком душистом сене. Недалеко от стоянки шумела на перекатах Каменка. Забыв обо всём, Оля сидела на лавке, вдыхая медовый запах разнотравья и скошенной травы, слушая, как в выси ещё не потерявшего утренней синевы неба поёт жаворонок.

— Ну что, племяшка, красиво у нас? — вывел из забытья голос дяди Степана.

— Очень! Если бы знала, что здесь так замечательно, каждое лето ездила бы к вам.

— Кто же мешал?

— Мама, как только заговорю о деревне, её словно подменяют: не пущу и всё. Нынче они с отцом в санаторий уехали, а я вещички собрала — и к вам.

— Правильно поступила.

— Степан! С чего начинать-то? — отвлекая его от разговора, позвала Надежда.

— Вы с Олей кошенину гребите, а мы с Саней оставшуюся деляну скосим. Как управитесь, готовь обед, а гостья пусть ягодой полакомится. За перекатом, за сосняком на мари, жимолость уже поспела. Пусть девчонка отведает ягодку с куста. Такой она в городе не пробовала.

Солнце припекало вовсю, когда женщины закончили сгребать сено.

— Ну вот, на зарод хватит, — оглядев с одобрением небольшие копенки, произнесла тётя. — После обеда, если Бог дождичка не даст, можно будет и сметать. Ты, Оля, иди, в речке искупайся, вон как распарилась, а я пойду обед готовить.

— Дядя говорил про ягоду неподалеку. Дайте какую-нибудь посудину, сама попробую и вам соберу.

— Возьми, — протянула тётя котелок, что прихватили с собой для воды. Тут не заблудишься, всё рядом, у Анны Васильевны за ерником покос, в случае чего на него выйдешь. По речке ориентируйся.

— А почему её так странно зовут? — услышав про попутчицу, спросила Оля.

— С детства, говорят, прозвище у неё такое. Ей за семьдесят, а шустрая, словно комар.

— Маму мою знает.

— Как же ей не знать, мы раньше в соседях жили. С сыном её, Павлом, --">