Борис Петрович Екимов - «…И в дождь, и в тьму»

Борис Екимов «…И В ДОЖДЬ, И В ТЬМУ»

Покойная моя тетушка Анна Алексеевна любила песни душевные, сердечные. Особо распевать ей было некогда: всегда в делах. Но вот порою в домашнем безлюдье займется штопкой, починкой. После войны долго и долго еще жили небогато, одежду носили до полного износа. Отсюда и труды: воротники да обшлага рубашек надставить, залатать; протертые пятки и следы носок да чулок заштопать — это тетушкина работа, мастерица была.

При этой тихой работе она иногда напевала вполголоса. «По диким степям Забайкалья…» «Славное море, священный Байкал…» Это песни о местах родных. Напевала негромко, душевно, даже со слезой:

Отец твой давно уж в могиле,

Сырою землею зарыт.

А брат твой давно уж в Сибири,

Давно кандалами звенит.

А еще были песни, каких теперь не услышишь:

Вот утро настало, мы Сретенск заняли,

И с боем враги от него отошли.

А мы командира свово потеряли,

Убитого тела его не нашли.

Это из Гражданской войны, из пережитого. Город Сретенск — родина в далеком Забайкалье.

Песен было немало. Память у тетушки моей сохранилась до старости.

Но вот одну песню она никак не могла полностью спеть, забыв начало. А просила душа именно этой песни. Особенно в годы жизни последние, когда порою чувствовала себя одинокой. Так бывает у старых людей нередко.

В памяти моей тетушки иногда всплывали обрывки полузабытой песни, и она их твердила, пытаясь разбудить давнее:

Осталось ей недолго жить,

Недалека ее кончина.

И перед смертью раз один

Взглянуть ей хочется на сына.

И в ясный день, и в дождь, и в тьму,

Когда рыдает ветер глухо,

С котомкой к сыну своему

Бредет на каторгу старуха.

Обойтись обрывками тетя Нюра не могла, не хотела. Ей нужна была песня целиком, от начала до конца. Это понятно. И потому она порою меня просила: «В библиотеке погляди, в песенниках. Должна быть. Такая хорошая песня…»

Я не смог ей помочь, хотя и пытался. А тетя Нюра горевала, старалась припомнить, выразительно декламируя: «Жить без сыночка силы нет. К нему, к нему сквозь глушь и степи… — Слезы у нее наворачивались. — С котомкой к сыну своему бредет на каторгу старуха».

Понимал я, что это о своем у нее сердце плачет: кончина действительно недалеко, о детях тоскует, хотя, казалось бы, о чем горевать? Сыновья живы-здоровы, проведать их можно, тем более что путь недалекий. Но старый человек даже у людей родных не всегда гость желанный, тем более в быту городском, тесноватом и суетном. А уж когда сноха не больно приветливая, то лучше дома сидеть, в своем углу, дожидаясь редких писем да ярких почтовых открыток к праздникам. В ту еще недавнюю пору «праздничные» открытки были в добром обычае. Их рассылали родным и близким и получали целыми пачками. На Новый год, к Майским да Ноябрьским праздникам. И бережно хранили, при случае перебирая, перечитывая слова привета.

Прежде, где-то мельком, писал я о старой женщине из нашего поселка, непутевый сын которой за сроком срок проводил в каких-то сибирских лагерях, уже обвыкнув там и на волю почти не выбираясь. Бедная мать собирала копейки и порой ездила к нему на провед.

Слава богу, тетушку мою такая беда миновала. Хотя если припомнить…

В горьком тридцать седьмом вместе с мужем, объявленным «врагом народа», она поехала в ссылку, в казахскую пустыню. С Дальнего Востока в «товарном» грузовом вагоне с сыном-малышом да еще на сносях. Сначала ехали на поезде, а потом целую ночь пешком брели с такими же бедолагами вслед за конвоем. Это была страшная ночь, после которой она потеряла рожденную прежде срока девочку.

Так что на каторгу в свое время она тоже брела. Но нынче речь о другом. Время другое. Сыновья ее, слава богу, по-доброму жили, своими семьями, от матери недалеко. Эта песня вроде не про нее: «И в дождь, и в тьму, когда рыдает ветер глухо…»

Но и про нее тоже.

Кроме ссылки было еще время военное и послевоенное, холод да голод. Особенно к весне, когда огородные запасы заканчивались, погреб пустел. Но оставались дети. «Мама, есть хочу… головка кружится».

Кое-где на полях под снег уходили хлебные колосья. Там — спасенье.

— Бредем… — вспомнила она. — По балкам перебредаем… Ледяная вода. --">