Валерий Георгиевич Попов - Запомните нас такими

сказал мне:

— Ну?.. Понял, какие у меня связи?

Трубач

Знаменитый инструктор райкома Б. довольно долго курировал культуру. А знаменит он был тем, что обязанности свои выполнял хорошо, давил крепко, но время от времени дико напивался и почему-то обязательно мочился на водосточную трубу, желательно при скоплении народа и на одной из центральных улиц. Как ни странно, это сходило ему с рук, иногда казалось даже, что его за это повышают. Завотделом журнала — труба — главный редактор киностудии. Труба — и директор филармонии. Труба — и художественный руководитель всемирного фестиваля. И вдруг — труба — и полное падение: даже на прежнюю должность инструктора его не взяли. «В чем же дело? — мучились мы. — Чем же эта труба отличалась от прочих?» — «Видно, нашел трубу, достающую до неба», — предположил критик С.

Стукач-романтик

В зарубежных поездках, несмотря на то, что он довольно сильно хромал, он всегда бежал впереди.

— Глядите, глядите! Это божественно! — восклицал он у очередного шедевра, добежав первым.

Действительно, заграницу он любил страстно, поэтому все относились к нему почти с любовью, хотя он слишком уж увлекался порой.

— Спать в Париже? Да вы что? Это же преступление! — восклицал он и, восторженно хромая, вел нас на какую-нибудь темную улочку, глядеть запрещенные груди и зады. «Неужто, по работе, чтобы потом заложить?» — в это не хотелось верить, особенно глядя в его вдохновенное лицо.

Видимо, закладывал он не круто, потому что мы оказывались с ним все в новых поездках, но что-то, видно, докладывал, раз ездил снова и снова? Все уже привыкли к нему. «Где ж наш романтик блуждает? Ужин стынет!» — переживали мы. И романтика и погубила его. Однажды на таможне в чемодане у него был обнаружен искусственный орган нереальных размеров. «Зачем он вам?» Тогда это считалось криминалом, особенно на такой должности. И его перестали пускать — чем он, впрочем, очень гордился, особенно, когда пришла свобода и он стал одним из видных лидеров ее.

— Я сделал свой выбор еще тогда! — говорил он гордо.

Международный провал

Однажды, после выступления, я шел по городу Мюнхену и страдал.

— Как мало пришло народу на выступление! Нет, не любят русских писателей за рубежом — ох, не любят!

И денег мало дали, а я мечтал дубленку купить... Какая уж там дубленка!

Впрочем... тут я увидал скромную витринку, за ней висели дубленки — ну как раз мне по зубам! Не новенькие, конечно... но в самый раз, по моим деньгам.

Я вошел, подскочил к вешалке, снял крайнюю и стал надевать.

Да, не любят русских писателей за границей: продавщица, вместо культурного сервиса, вдруг подскочила и стала дубленку срывать. Да — не любят здесь русских!

Хотя это потому, может, что дубленка-то действительно — маловата! Зато вот эта!.. Эту она вообще вырвала у меня из рук, не дала даже прикинуть — и вытолкнула меня на тротуар! Вот это сервис! Да — не любят тут русских писателей, не любят! Я шел по Мюнхену и лишь минут через десять просек, что это была, по-видимому, химчистка.

Вам так не гулять!

— Конечно, — говорил мне слегка выпивший руководитель Союза писателей, когда власть их кончалась и приходили мы. — Власть вы возьмете и получите... кое-что. Но запомни: так гулять, как мы гуляли — вам не гулять! — Он надолго сладко зажмурился, потом открыл сияющие глаза. — Просыпаюсь утром в юрте, не помню ни хрена. Вспоминаю: дни Ленинграда в Казахстане, я — руководитель. А брюк нет! Пиджак есть, ордена на месте, слышу — сигналит машина: министр культуры Казахстана приехал за мной. Мечусь по юрте — брюк нет. Министр сигналит — министры не любят ждать! Открываю холодильник — брюки там, в морозильнике, аккуратно сложенные, все в инее... Нет — вам так не гулять!

От ужасов социализма к ужасам капитализма

Помню, когда зарубили мою книжку — и главное, непонятно, кто, меня надоумили попытаться прорваться к секретарю обкома по идеологии (за точность термина не ручаюсь). Меня он слушал, не поднимая глаз от каких-то важных бумаг. Когда мое красноречие кончилось и я умолк, он поднял от бумаг красные, измученные глаза и спросил: — А о бесстойловом содержании скота не хотите написать?

Тридцать лет спустя я разглагольствовал так же красноречиво о роли литературы, и в частности моей книжки, уже перед совсем другим слушателем — молодым --">