Артур Хейли - На высотах твоих

Управляющий партийными делами кивнул:

— Постараюсь, дело нехитрое.

Он может использовать эту информацию в дебатах как оружие против оппозиции. Его встреча с президентом была официальной и освещалась в печати. Встреча Дица с делегацией из Вашингтона прошла тайно. Изображенная соответствующим образом, она приобретает запашок заговора. Народу такое не понравится, а разоблачение заговора, сделанное им самим, может стать чувствительным ударом по оппозиции. Он подавил укол совести. Это Бонар Диц может позволить себе проявление благородства и терпимости в политической борьбе, Хауден же не должен миндальничать, когда под угрозой находится его положение премьер-министра.

Эллиот Прауз нервно произнес: «Пора!»

Хауден кивнул. Войдя во внутренний кабинет, он закрыл за собой дверь. Маргарет стояла у окна. Повернувшись, она улыбнулась. С тех пор как ее попросили удалиться из приемной, она томилась от одиночества, но терпеливо ждала, зная, что есть вещи, предназначенные для ушей других людей, только не для ее собственных. Таков удел жены премьер-министра. В отличие от Милли Фридмен ее всегда ограждали от служебных дел мужа. Возможно, она виновата в этом сама: ее никогда не интересовала политика, и, как бы там ни было, теперь уже поздно протестовать. Она тихо сказала:

— Я пришла пожелать тебе удачи, Джими.

Он подошел к ней и поцеловал ее в обращенное к нему лицо.

— Благодарю, милая. Похоже, нам всем нужна удача.

Она спросила:

— Дела обстоят так скверно?

— Вскоре состоятся выборы,— сообщил он.— Говоря по чести, у партии мало шансов победить на них.

— Знаю, тебе бы этого не хотелось, но, если такое случится, я не стану огорчаться — мы будем жить для себя.

Он неохотно кивнул:

— Иногда мне кажется, что только эта мысль и поддерживает меня. Однако для себя у нас не останется много времени — русские не позволят.

Он физически ощущал, как уходят секунды.

— Если случится так, что я проиграю,— сказал он,— ты должна знать: у нас останется очень мало денег.

Маргарет грустно согласилась:

— Да, знаю.

— Могут поступить дары — возможно, крупные суммы денег. Я решил не принимать их.— Он спросил себя: поймет ли его Маргарет? Поймет ли, что в конце своей жизни — долгой дороги, идущей от детского приюта к высочайшему посту в государстве,— он не может опять зависеть от благотворительности.

Маргарет взяла его за руку, стиснув ее своей.

— Не беда, Джими,— произнесла она с волнением в голосе.— Конечно, позор для страны, в которой премьер-министр остается бедняком после того, как отдал столько сил бескорыстной службе на благо родины. Может быть, когда-нибудь такой порядок изменится. Но нам уже будет все равно.

Чувство благодарности и любви к ней переполняло его. Как велико их доверие друг другу? Он задумался и сказал:

— Есть одна вещь, в которой я должен был признаться тебе уже давно.— Он протянул ей старую программу партийной конференции — распиской вверх,— возвращенную ему Бонаром Дицем.

Маргарет внимательно прочитала ее.

— Откуда бы она ни взялась, расписку следует теперь сжечь.

Он спросил ее с любопытством:

— Ты не против?

— Нет,— ответила она,— хотя у меня есть возражение другого рода: почему ты не доверился мне раньше?

— Мне было стыдно.

— Что ж,— сказала Маргарет,— это понятно.— И, поколебавшись, добавила: — Ты можешь успокоить свою совесть тем, что эта бумажка не заставила тебя кривить душой, кроме как в отношении Гарви Уоррендера. Ты всегда оставался самим собой и поступал так, как должно.— Она вернула ему программу и, вздохнув, тихо добавила:— В каждом человеке есть и дурное, и хорошее. Сожги ее, Джими, ты оплатил ее своими трудами уже давно.

Подойдя к камину, он зажег спичку, наблюдая, как горит бумага. Он держал ее за уголок, пока пламя не коснулось руки. Уронив бумагу, он смотрел, как пламя поглощает то, что от нее осталось, а потом растер это каблуком в пепел.

Маргарет порылась в своей сумочке и вытащила оттуда вырезку из газеты.

— Я нашла это в утренней газете и сохранила для тебя.

Он взял вырезку и прочитал: «Для тех, кто рожден под знаком Стрельца, сегодня день удачи. Прилив начался...»

Не закончив читать, он смял газету в комок.