Владимир Прудков - Экстрим для мажора (СИ)

Лобов, в сумасшедшей спешке, сломал себе шею и сам лежит, нуждаясь в помощи? Хоть бы кто-нибудь подошёл! Ни души...

  Лишь минут через пятнадцать с той стороны, куда убежал Лобов, донеслось громыхание. Подъехал электровоз.

  - Терёха, такси для тебя поймал!

  Втроём, с помощью машиниста, осторожно посадили больного в кабину. Машина уехала.

  - Саша, так это ты шутил тогда? про него? - спросил Платон.

  - Почему ж шутил, - Лобов усмехнулся. - Терёха на самом деле жадный и ленивый. Все знают. Но разве плохому человеку помогать не надо?

  - Да нет... почему же.

  - Ну, прохлаждаться некогда, - навешивая амуницию, сказал Лобов. - Нам ещё на пятый участок.

  И опять, чуть ли не бегом, приударили по шахте. Со светлого, прохладного электровозного штрека свернули и проникли в мокрую, вонявшую плесенью и гнилью, выработку.

  - Так скорее доберёмся, - пояснил Лобов. - Правда, тут давно никто не хаживал. Ну, будем живы, не помрём!

  Он опять убежал вперед и, когда вломился в очередные двери, на кровле что-то треснуло и перед самым носом Платона бухнулась порядочная глыба. Лобов мигом обернулся, посветил на подопечного.

  - Ты как?

  - Вроде ничего, - пробормотал Платон. Коленки у него подрагивали.

  Лобов направил луч вверх на кровлю.

  - Крепление, вишь, подгнило, - виновато оправдался он. - Давно не меняли. Брошенная сбойка.

  Платон, хотя ещё не совсем оправился от испуга, посмотрел на глыбу породы у ног и через силу улыбнулся.

  - Шестнадцать тонн будет?

  - Да нет, ты что! От силы полтонны, - утешил командир. - Так идём дальше или что?

  - Не стоять же тут. - Платон обошёл глыбу.

  Далее, за сбойкой, стало сухо и добротно. Впереди послышалось шуршание ленточного конвейера. А вот он и сам: лента широкая, быстрая, и угля на ней - до краёв.

  - Из лавы, - всё ещё виноватым голосом пояснил Лобов. - Комбайн рубит.

  - А почему на участке гребут лопатой? - спросил Платон, вспомнив двух чёрных атлетов.

  - Пласт не тот. Не везде комбайн приспособишь, - прежним убеждённым тоном объяснил Лобов. - Человек - самый универсальный механизм. Бывает, и комбайны приходится откапывать - лопатой.

  Ещё через одни двери, сотые в этот день, прошли к головной части конвейера. Натужно гудел двигатель, уголь с грохотом сыпался в чёрную пасть бункера, куда Платон, к счастью, не попал. Зловеще клубилась пыль. Лобов с ходу, без передышки, стал осматривать аппаратуру и делать малопонятные вещи. Платон уже не лез к нему, чувствовал - не до него наладчику. Он впервые ощутил, как-то вдруг, сразу, что сильно устал от беспрерывной беготни, и сейчас с удовольствием присел бы - хоть куда, хоть прямо на мостки, покрытые толстым слоем пыли, но продолжал стоять, молча наблюдая за наставником. Показалось странным, что Лобов гордится своей профессией. "Во всех дырах побывали, самые грязные места - наши. Что же в ней творческого?" - вяло подумал Платон.

  Лобов осмотрел аппаратуру, выпрямился.

  - Здесь вроде бы всё нормально. Придётся туда лезть. - Показал рукой в сторону бункера.

  "Уж не сошёл ли он с ума?"

  А Лобов и точно - направился к бункеру. Правда, рядом оказался припорошенный пылью и незаметный люк. Лобов поднял крышку и полез первым. Спускались по лестнице в узком, чёрном колодце метров десять. За перегородкой, грохотал уголь... И опять выбрались на электровозный штрек! Светло, свежий воздух. Парень в телогрейке нажимает на кнопки пульта управления, уголь широким потоком сыплется в вагонетки.

  - Ну, чего у тебя? - спросил Лобов.

  - Ленты останавливаются.

  - Ну, ясно. Тут собака зарылась. - Лобов тыльной стороной ладони ударил по шкафу управления, висевшему в нише.

  Что-то щёлкнуло внутри. И всё стихло. Стрелка включённых лент упала на ноль. Лобов торопливо надавил на кнопку запуска - нет результата. Побледнел, заволновался и, успокаивая себя, пробормотал: "Вот и хорошо, что при нас, вот и хорошо". Вытащил из сумки торцовый ключ, стал отвинчивать крышку, много болтов. Требовательно зазвонил телефон.

  - Да наладчики тут копаются, - ответил насыпщик.