Владимир Прудков - Экстрим для мажора (СИ)

class="book">  Следом позвонили с поверхности - диспетчер шахты, и отвечать пришлось самому Лобову. За метр от телефона было слышно, как диспетчер кричит:

  - Прекратите ваши эксперименты! Вы остановили самый добычной участок. Догадываюсь, что умышленно!

  - Ну да, я уже диверсант! - огрызнулся Лобов и повесил бронированную трубку.

  Наконец, вскрыл шкаф, покопался во внутренностях и повернулся с перекошенным от огорчения и ярости лицом.

  - Эх, схема куда-то запропастилась. Платон, будь другом, дуй на четвёртый! Там точно есть, вчерась пользовался. - Глянул на растерявшегося напарника, с досадой бросил: - А! Ты же не знаешь, где. Ладно, сиди тут!

  Всё бросил и убежал. Грачёв, почувствовавший свою бесполезность, сел на скамейку и стал дожидаться. Раздосадовано, с обидой думал: " Прослабил отец. Пожалел сыночка, воткнул в подземную элиту. Да пошли вы все с вашими привилегиями! Полезу в забой. Вот где настоящий экстрим!"

  Запустив участок (разумеется, Лобов запускал), поехали со сменой к стволу. На электровозе, в игрушечных вагончиках. Лобов заметно устал. Молчал. Да и Платон, круто решивший перейти в забойщики, ни о чём больше у него не спрашивал. Припомнил податливую, аж до пояса, подругу и вяло загадывал: "Небось, теперь отвалит. Да пусть. Другую найду - без запросов".

  Высадились у ствола и вместе с другими шахтёрами прошли в узкую, длинную камеру, заняли места на бетонной скамье и стали дожидаться, когда позовут в клеть.

  - Подымут - первым делом накурюсь. А потом - в душевую, под прохладную водичку, - расслабившись, размечтался Лобов.

  Платон молчал. Он смотрел на чёрную от пыли физиономию товарища с незапыленными влажными глазами и думал: "Наверно, и я такой". Ощутимо навалилась усталость. Ему даже показалось, что он уже год беспрерывно бегает по этим лентам, сбойкам, уклонам, но одновременно казалось, что год пролетел, как миг. Да уж, нарвался на экстрим. Ещё какой! За один день мог трижды отправиться на свидания к праотцам - к дедушке Андрею, который, по словам отца, тоже был забойным шахтёром.

  В камеру заглянул стволовой - рабочий, распоряжавшийся подъёмом.

  - Наладчики тут? К телефону просют.

  Лобов протиснулся меж людей и пошёл за стволовым. На ходу спросил, поднял ли больного.

  - Терёху-то? - тот оттопырил губу. - Чего ж не поднять, поднял. Как и положено, на семь сигналов, с сопровождающим.

  Переговорив по телефону, Лобов вернулся в камеру и хмуро сказал Платону:

  - Зосима звонил. Опять на седьмом участке ленты встали. - Выражая недовольство, загнул матом. - Ну, погнали!

  Платон встал и пошёл за ним. Шахтёры, пропуская, посмеивались: - Сашок, ты чо? Угля в сумку забыл набрать?

  Лобов не отвечал. Только когда выбрались из камеры и набрали скорость, он резко остановился и, повернувшись к Платону, предложил:

  - Слышь, я и сам могу сбегать. Тебе, на первый раз, по-моему, достаточно.

  - Да чего там, вдвоём веселее, - возразил Платон, прикидывая, что мать наверняка, из-за его задержки, начнёт телефоны обзванивать, отца тревожить, а если до отца не дозвонится, то и в горноспасательную службу удосужится звякнуть. А ещё ведь, вылезши на-гора, надо наставнику кружку пива поставить...тоже время уйдёт. И вернётся он домой (если повезёт и дальше), когда первые звёзды на небе зажгутся.

  Они ходко, но уже не так бодро зашагали знакомым путём. И Платон Грачев, поспешая за Лобовым, гадал: "Может, в натуре, остаться при нём? Ну, не атлетом, так бегуном на длинные дистанции точняком заделаюсь".

--">