Наталья Стеркина - Госпожа Коцебродски

Наталья Стеркина ГОСПОЖА КОЦЕБРОДСКИ

Госпожа Коцебродски… До чего ж на меня похожа: и нос, и пробор в волосах, и лоб в морщинах, а главное — взгляд. 1918 год, Париж, некий Кремень, Павел Кремень (Пинхус), пишет ее портрет… Война подходит к концу, мировая война, в России разгорается гражданская, а этот Кремень из России, и он ни в чем не участвует — он пишет портрет госпожи Коцебродски…

Мне хорошо было в музее, картины я рассматривал неспешно, пока не натолкнулся на ее взгляд — грустные умные зелено-карие глаза… Откуда и когда она приехала в Париж? Где познакомилась с Пинхусом? О чем думает, сидя над остывшим кофе?

О чем думаю я, уже налив первую рюмку, но еще не смея пригубить, выжидая — так мягко, робко подступает запой.

По утрам она выбирает блузку, сегодня вот эту — цвета палых листьев, юбка у нее одна — суконная, прямая, длинная… Куда она отправится из кафе?

А я сижу в кафе возле окна, я и в трамвае всегда сажусь возле окна, люблю трамваи, их скольжение по рельсам, покачивание вагонов, звон… Звон бокалов люблю, шорох дождя. Да, дождь все идет и идет, а я все медлю, приятная истома владеет мной, но вот уже скоро — сейчас, сейчас. Возле камина черным пауком растопырился мой зонт, и за окном зонты, зонты, зонты…Влага накрепко прибита к стеклу, шляпки близко посаженных гвоздей создают эффект «игольчатого экрана», мне нравится следить за движением фигур на экране. В кафе уютно, входят люди, с зонтов скатываются капли, рассыпаются по плитчатому полу.

Ну вот — первую и сразу же вторую, и можно закурить… Ну что, грустная одинокая госпожа Коцебродски, сестра моя, близнец мой, выпьем третью? Ваше здоровье, мадам!

— Ваше здоровье, месье!

Странный, милый… Я увидела его еще с улицы: узкое лицо, неправильные черты, пробор в седеющих волосах. Посмотрел, будто позвал. Вошла, споткнулась о черный зонт, сразу поняла, чей это, села за столик от него наискосок, так что в поле зрения оказался и он, и его отражение в мутном стекле, будто открытка старинная. Пьет один, наливая из графина в маленькую рюмку, прикрывает глаза и вдруг — «Ваше здоровье, мадам!»

Она ответила мне! Я ответил себе… Мы — собеседники. Отныне и навечно. Так было и так будет…

Бормочет что-то, стучит кулаком… Да он же не видит меня! Как я могла подумать, как я посмела подумать, что судьба окликнет меня! Сегодня утром, когда я выбирала, какую блузку надеть, у меня было предчувствие и когда он… то показалось, что… Вот он сидит, пьет и ничего не видит! Разбудить, растолкать, заставить!

— Месье, месье, сударь — ваш зонт высох!

Что это? Кто это? А-а, Валька… И откуда только взялась?

— Садись, Волынская, рассказывай.

— Любушка, принеси-ка нам еще двести и закусить.

За кого он меня принимает? Официантка вот безропотно пошла, ей-то что, а он того и гляди со стула свалится… Села, зонтик на стул бросила, какой он бледный, но лицо, лицо нервное, измученное… Какое родное лицо…

— Ну как ты? Работаешь? Выставляешься?

Художник, он что ли?

— Работаю… Не выставляюсь — надоело…

Ой, что я несу!

— И правильно, и мне надоело… Как Лидская?

Ну что за фамилии, как у гимназисток каких-то из Чарской.

— Она умерла!

Совсем я сбрендила, что ли?

— Лидка? Не справилась, значит? Уперлась лбом в стену… Ах, Лидка. Талантище же! Вот ты, Валька, усердная, хорошая и сильная, а она…

— Да жива она, жива! Это я нарочно, из зависти!

Я кричу, он смеется, на нас уж заинтересованно смотрят.

— Ну, выпей, детка смягчится душа, зависть-то она давит, мучит… Крепко тебя, значит, прижало… А Лидке-то даже лучше, долго жить будет. Да, вот ходили парочкой — Валя Волынская и Лида Лидская, взявши под руки ходили… Милые… Ну, Лиде кланяйся…

Так, понятно, аудиенция закончена. Убралась к себе за столик, как побитая собака. Вот и кофе остыл, и от водки щиплет нос, и все та же открытка в раме окна… Сидит, ушел в себя, только пальцы в движении — поглаживают бок графина.

Ученики, ученицы… Вот так, госпожа Коцебродски… Валька — то какова… Сдернула с настроения, теперь понесется, я знаю, уже накатывает злое, черное, сухое, ох, сестричка, переживи, переживи, не бросай…

Что-то с ним не так: лицо набрякло, глаза маленькие, движения резкие… Чур меня.

— Девушка, посчитайте.

Да где там, официантка к нему спешит — он еще двести грамм требует. Какой голос у него каркающий, неприятный, и движения размашистые, резкие, это-то меня --">