Александр Касьянович Горшков - Самарянка

Книга написана в новом жанре приключенческой православной литературы с элементами детектива. Через непростые судьбы героев повести автор поднимает вопросы сложных человеческих отношений, рождения в душе веры в Бога, борьбы с грехом и соблазнами. Книгу отличают многоплановость повествования и острый динамичный сюжет.

Александр Касьянович Горшков
САМАРЯНКА роман в трёх книгах

КНИГА ПЕРВАЯ

(обратно)

1. ВОКЗАЛ ДЛЯ ОДНОЙ

Стакан опять нашел стоявшую на столе полупустую стеклянную бутылку из-под минералки и тонко, противно задребезжал.

— Как же ты мне надоел, — сквозь сон простонала Ольга и уже в который раз механически протянула руку, чтобы отодвинуть стакан и прекратить это мучение. Но рука нащупала не стакан, а часы, лежавшие рядом. Ольга почувствовала, что поезд замедлял ход.

«Наверное, станция какая-то», — мелькнуло в голове.

Чтобы увидеть в непроглядной темноте который час, она поднесла часы прямо к глазам, но в это мгновение луч станционного фонаря заглянул через мутное вагонное стекло и, описав дугу по нижним полкам, на какое-то мгновение коснулся тусклого циферблата.

Ольга встрепенулась: стрелки показывали половину четвертого. Сон мгновенно улетучился, и она вскочила с полки. Куда-то исчезли соседи — немолодая мама с девочкой, обещавшая ее разбудить заранее, потому что их станция была следующей. Выглянула в окно, пытаясь рассмотреть название станции на здании вокзала. Так и есть: «Озерная».

Ольга набросила на плечи спортивную куртку, стянула с верхней полки рюкзак и быстрым шагом, почти бегом устремилась по вагону к выходу, цепляясь за торчавшие с нижних полок ноги спящих пассажиров: поезд стоял здесь всего две минуты. Вчерашние попутчики — та самая мамаша с девочкой — спали, свернувшись калачиком, возле купе проводников. Рядом, на соседних полках, примостились еще пассажиры.

«Конечно, — мельком подумалось Ольге, — с нормальными людьми куда безопаснее, чем со вчерашней зечкой. Ладно, не поминайте лихом».

Перрон обдал ее сыростью и запахом гари: несмотря на то, что весна наступала все уверенней, проводники не ленились топить. Что-то накрапывало с неба — это было видно по лужицам, блестевшим по всему перрону под скудными фонарями станции. Несколько пассажиров, сошедших с поезда, быстро устремились к машинам, ожидавшим их на привокзальной площади. Пока Ольга шла по перрону, поезд, дернувшись всем своим вагонным телом, под грохот закрывающихся дверей и вагонных площадок, постукивая колесами на рельсовых стыках, стал набирать ход. Ольга смотрела на проплывающие мимо вагоны, и ей так пронзительно захотелось снова забраться на верхнюю полку и, свернувшись калачиком, ехать и ехать в бесконечную даль, с ощущением свободы и внутренней легкости. Мигнув красными фонарями последнего вагона, поезд исчез за поворотом.

— Вот я и приехала на свою конечную станцию, — вслух подумала Ольга и, накинув на голову капюшон куртки, стараясь не ступать в лужи, направилась к небольшому вокзальчику, что светился окнами в конце перрона. Подойдя к двери, потянула на себя до неприличия засаленную деревянную ручку. В небольшом зале стояли десятка два пластмассовых кресел. Справа приютился пустой прилавок газетного киоска, а слева, в дальнем углу, моргал красным светом пустой игральный автомат.

«Не шикарно, но ладно», — подумала Ольга и, закрыв за собой дверь, вошла в вокзальное помещение.

До рассвета оставалось часа три. Она решила скоротать оставшееся время в этом неуютном зале ожиданий. Чтобы меньше ощущать холод, которым веяло от ледяных кресел, она аккуратно расправила свой дорожный рюкзак и села прямо на него. Потом, вытянув ноги, закрыла глаза, чтобы хоть немного наверстать ночной сон, потерянный в вагоне из-за того дребезжащего стакана.

Сон какое-то время не приходил: по спине еще пробегал колючий озноб, но потом Ольга почувствовала, как тепло постепенно начало приливать к ногам, и она словно поплыла в тумане тревожного сна. Ей послышались знакомые выкрики «дубачек»^[1]: «Стоять! Лицом к стене! Руки за спину!», лязг и скрип дверей «шизо»^[2], стрекотание швейных машинок. Перед глазами зарябили строчки стеганых фуфаек, которые шились на зоне для таких же зеков. Потом все смешалось в какой-то шум, --">