Владимир Николаевич Дружинин - Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Владимир Николаевич Дружинин Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

…И МНОГОЕ ДРУГОЕ, УВИДЕННОЕ

АВТОРОМ В ГОЛЛАНДИИ, БЕЛЬГИИ И ЛЮКСЕМБУРГЕ

Картины Голландии

В кломпах

Только попав в Голландию, я понял по-настоящему, что такое кломпы.

Для этого мне пришлось их надеть.

Часа два назад я еще мчался в самолете. За иллюминатором был синий провал моря и плоский край земли, покрытый серебряной паутиной каналов. Кломпы — деревянные башмаки с загнутыми кверху носами — всерьез и прочно вернули меня к земле.

В кломпах походка становится медленной. Человеку непривычному легче всего просто стоять на месте.

Я стоял и разглядывал дом моего друга Герарда. Волна плюща на темно-красной кирпичной кладке, белые обводы окон. Высокая труба, к которой я мысленно пририсовал аиста. Не спеша повернувшись, я посмотрел через ограду садика. Там, на другой стороне улицы, были такие же дома под дождливым январским небом — опрятные и безмолвные. Они очень редко открываются для гостей, и, значит, мне повезло, что я в прошлом году в Ленинграде подружился с Герардом.

Кломпы, говорит Герард, залог здоровья. Они предохраняют ноги от сырости, а ее здесь хоть отбавляй. Для работы в саду лучшей обуви нет. Герард и отдыхает в них после службы, вырвавшись из центра Амстердама, из лабиринта его улочек и протоков.

Мне тоже пригодились кломпы. Если бы не они, я не смог бы так скоро отвязаться от гула реактивных моторов, застрявшего в ушах. Кломпы позволили мне перевести дух, оглядеться. Вообще нельзя путешествовать только в самолетах, в автомашинах, в скорых поездах.

Полезно побывать и в кломпах.

Времени у меня много — целых сорок минут тихой прогулки, необходимой после еды. Ходить пешком сейчас модно. Как раз напротив живет основатель клуба Гуляющих по Вечерам. Герард рассказывает, что многие горожане, обитающие в своих коттеджах бок о бок, познакомились лишь в клубе, в совместных походах.

Осторожно ковыляя, я выхожу за калитку. Улицу резко отсекает канал. Из-под моста вынырнула самоходная баржа. Она движется малым ходом, словно на ощупь. Путь ее, и без того узкий, стеснен причаленными к суше вонботами, то есть жилыми судами. В тесовой ящикообразной хибарке, под прямоугольным листом железа, вечно на воде живут те, которым не по средствам уютные коттеджи, задрапированные плющом.

Канал тянется к самому горизонту, по равнине, будто выутюженной катком. Пейзаж неправдоподобно плоский. На нем, как на музейном макете, отчетлива каждая деталь: кубики фермы, щеточки тополей, выращенных для защиты от ветра, мельницы. Да, мельницы и сегодня машут крыльями над голландской землей.

Редкие прохожие разговаривают вполголоса. До чего же спокойная страна, на первый взгляд…

И однако, может быть, на том вонботе, где маленькая девочка в кломпах играет с котенком, или в том домике, где сад погуще, скрывался от гитлеровцев удивительный человек, наш соотечественник.

Впервые я услышал о нем от Герарда в Ленинграде, на встрече с голландскими туристами. Краткие данные уместились на одной страничке блокнота: Анатолий, родом откуда-то с Волги, военнопленный, был грузчиком в Амстердаме, бежал, примкнул к Сопротивлению. Ловкостью отличался сказочной, дурачил врагов, гениально менял облик… К сожалению, Герард не был знаком с Анатолием, рассказывал о нем с чужих слов, но обещал выяснить больше. Мы обменялись адресами, начали переписку.

И вот довелось навестить Герарда. Готовясь к поездке в Голландию, я набросал себе план, и в нем значилось: искать следы Анатолия.

Герард пригласил сегодня на чашку кофе старого --">