Андрей Цунский - Горячая вода, миллион кубометров

Андрей Цунский Горячая вода

© А. Цунский, 2014

© ООО «Издательство К. Тублина», 2016

* * *

Маме

Дядя коста

Даже мой папа, вообще не склонный судить о мужской внешности, называл его Червонный Валет. Сережка был безупречно красив, и о такой модели, безусловно, мог бы мечтать любой художник.

Его внешность не претерпевала неприятных метаморфоз, он никогда не был гадким утенком, он плавно и уверенно перешел из разряда «хорошеньких мальчиков» в недосягаемую касту «красавцев». И если он не был обвешан девчонками, как елка игрушками, то только потому, что у него были две особые черты характера – одна проявилась сразу, а вторая со временем. Скромность, доходящая до растерянности, – это раз. Она мгновенно выдавала себя на его и без того румяных щеках и уже в детстве мешала ему взять в гостях конфету из коробки. А потом оказалось, что он еще и абсолютный, бескомпромиссный однолюб.

Но это все позже. А пока мы были заняты с ним и Олегой Родионовым по кличке Родимчик – обаятельная шпана – серьезнейшей конструкторской работой. Олега старше нас года на два, но ростом не вышел, хотя в драке его побаивались и те, кто был постарше его самого. Что бы он ни делал – бил ли кому-то морду, разыгрывал комбинацию на футбольном поле, учился курить «Беломор» или просто бездельничал – все это проделывалось с необычайной выдумкой. Если учиться курить, то там, где «родаки» уж точно не засекут, а именно на верхней ветке кривого дерева. Хорошо, что расстояние до земли было не больше трех метров, да и «газон» – поросшая травой куча мусора – был мягкий. А футбол! Обкрутив всех защитников и выманив на себя вратаря, в истерическом прыжке несущегося на мяч, Олега делал хитрую рожу и пяточкой откидывал мяч на набегающего следом «своего». Перед вторым нападающим оставались абсолютно свободные десять метров перед пустыми воротами. После неминуемого в такой ситуации гола Олега изображал Моргунова, танцующего твист, и приговаривал: «Ездык-тык-тык!» – одновременно заразительно смеясь.

Когда ему уже почти что «прилетело» от чужого парня из автотранспортного техникума, отслужившего в армии и слегка приблатненного, Олега занял позицию перед «жигулями» профессора Гроссмана. От «взрослого» удара Олега увернулся, как пружинный клоун. Здоровенный кулак чужака разбил в крошку боковое стекло, заревела сигнализация, и обидчик загремел по «хулиганке», да к тому же разворотил себе руку, которую несчастный профессор сам же и лечил потом, понуждаемый к этому клятвой Гиппократа – и вряд ли чем-то кроме нее.

Сейчас Родиончик (вторая, «добрая» его кличка) был единственным из нас троих, кто еще соображал, несмотря на тридцатиградусную жару, для нас, северян, убийственную. А задача перед нами стояла нешуточная.

Час назад от нас отвернулись футбольные боги. Несмотря на самую добросовестную самоотдачу, мы проиграли команде, состоявшей из второй половины обитателей двора, арбуз. Причем не просто арбуз, а десятикилограммовый, что означало еще и трехрублевый, а наскрести удалось только рубль с мелочью. И вот Олега поплелся домой и принес оттуда отцовскую удочку-донку, несколько проволочек – легко гнущихся, но упругих, дрель со сверлом и гирю от ходиков в виде коричневой свинцовой елочной шишки. Мы по очереди сверлили гирю у толстого конца, и Родиончик, недавно посмотревший «Золотого теленка», радостно покрикивал: «Сверлите, Шура! Она золотая!»

Драчовым напильником конец шишки был отточен до опасной остроты. Проволочки засунули в дырки так, что они торчали в стороны. Снаряд был готов.

Мы влезли по пожарной лестнице на пункт приема утильсырья, тихо прокрались к венчавшей здание базара галерее и влезли в полутьму.

Двор нашего дома – самого на тот момент в городе длинного – состоял из сходившихся углом двух заборов, большого и маленького. Маленький отгораживал открытую часть городского рынка, а большой всегда был мрачным и серым и тогда казался нам очень высоким. За ним была, есть и надолго еще останется городская тюрьма. С высоты базарной галереи мы видели, как угрюмые люди убирали тюремный двор, пилили бревна, а один красил на солнышке через трафарет лозунг-растяжку «Первый раз в первый класс!» и дорисовывал на красной ткани желтые кленовые листья. Мы удивленно уставились на художника, но Родиончик строго рявкнул:

– В музей пришел? Будешь хлебалом щелкать, так завтра помогать ему --">