Роальд Даль - Моя любимая, голубка моя

Роалд Дал МОЯ ЛЮБИМАЯ, ГОЛУБКА МОЯ

Есть у меня давняя привычка вздремнуть после ленча. Обычно я устраиваюсь в гостиной в кресле, подкладываю подушку под голову, ноги кладу на небольшую квадратную, обитую кожей скамеечку и читаю что-нибудь, покуда не засыпаю.

В ту пятницу я сидел в кресле, как всегда уютно расположившись, и держал в руках свою любимую книгу «Бабочки-однодневки», изданную в Женеве Даблдеем и Вествудом, когда моя жена, никогда не отличавшаяся молчаливостью, вдруг заговорила со мной, приподнявшись на диване, который стоял напротив моего кресла.

— Эти двое, — спросила она, — в котором часу они должны приехать?

Я не отвечал, поэтому она повторила свой вопрос, на этот раз громче.

Я вежливо ответил ей, что не знаю.

— Они мне не очень-то симпатичны, — продолжала она. — Особенно он.

— Хорошо, дорогая.

— Артур, я сказала, что они мне не очень-то симпатичны.

Я опустил книгу и взглянул на неё. Закинув ноги на спинку дивана, она листала журнал мод.

— Мы ведь только раз и виделись, — сказал я.

— Ужасный тип, в самом деле. Без конца рассказывает анекдоты или какие-то там истории.

— Я уверен, что ты с ними поладишь, дорогая.

— А она тоже хороша. Когда, ты думаешь, она явятся?

Я отвечал, что они должны приехать что-то около шести часов.

— А тебе они разве не кажутся ужасными? — спросила она, ткнув в мою сторону пальцем.

— Видишь ли…

— Они до того ужасны, что хуже некуда.

— Мы ведь уже не можем им отказать, Памела.

— Хуже просто некуда, — повторила она.

— Тогда зачем ты их пригласила? — выпалил я и тотчас же пожалел о содеянном, ибо я взял себе за правило — никогда, если можно, не провоцировать жену.

Наступила пауза, в продолжение которой я наблюдал за выражением её лица, дожидаясь ответа. Это крупное белое лицо казалось мне иногда чем-то настолько необычным и притягательным, что я, бывало, с трудом мог оторваться от него. В иные вечера, когда она сидела за вышивкой или рисовала эти свои затейливые цветочки, лицо её напрягалось и начинало светиться какой-то таинственной внутренней силой, которую невозможно выразить словами, и я сидел и не мог отвести от него взгляд, хотя и делал при этом вид, будто читаю. Даже сейчас, вот в эту самую минуту, я должен признаться, что было нечто величественное в этой женщине, с этой её кислой миной, прищуренными глазами, наморщенным лбом, недовольно вздёрнутым носиком, что-то прекрасное, я бы сказал — величавое, и она была такая высокая, гораздо выше меня, хотя сегодня, когда ей пошёл пятьдесят первый год, думаю, лучше сказать про неё большая, чем высокая.

— Тебе отлично известно, зачем я их пригласила, — резко ответила она. — Чтобы сразиться в бридж, вот и всё Они играют просто первоклассно, к тому же на приличные ставки. — Она подняла глаза и увидела, что я внимательно смотрю па неё. — Ты ведь и сам примерно так же думаешь, не правда ли?

— Ну конечно, я…

— Артур, не будь кретином.

— Я встречался с ними только однажды, и должен признаться, что они довольно милые люди.

— Такое можно про любого идиота сказать.

— Памела, прошу тебя… пожалуйста. Давай не будем вести разговор в таком тоне.

— Послушай, — сказала она, хлопнув журналом о колени, — ты же не хуже меня видел, что это за люди. Два самодовольных дурака, которые полагают, что можно напроситься в любой дом только потому, что они неплохо играют в бридж.

— Уверен, ты права, дорогая, но вот чего я никак не возьму в толк, так это…

— Я тебе ещё раз говорю — я их пригласила, чтобы хоть раз сыграть приличную партию в бридж. Нет у меня больше сил играть со всякими раззявами. И всё равно я не могу примириться с тем, что эти ужасные люда будут в моём доме.

— Я тебя понимаю, дорогая, но не слишком ли теперь поздно…

— Артур!

— Да?

— Почему ты всегда споришь со мной? Ты же испытываешь к ним не меньшую неприязнь, и ты это знаешь.

— Думаю, что тебе не нужно так волноваться, Памела. В конце концов, мне показалось, что это воспитанные молодые люди, с хорошими манерами.

— Артур, к чему этот высокопарный слог? — Она сурово глядела на меня своими широко раскрытыми серыми глазами, и, чтобы укрыться от её взора — иногда мне становилось от него несколько не по себе, — я поднялся и направился к французскому окну, которое выходило в сад.

Трава на большой покатой лужайке перед домом была недавно --">