Юрий Маркович Нагибин - Председатель (сборник)

Зворыкин…

Двор. В углу двора стоит машина, возле нее возится десяток человек. Машина упорно не желает заводиться. Люди поочередно крутят заводную рукоять, чертыхаясь, орут друг на друга, но делу это не помогает. Подходят Зворыкин и Кныш. Оттолкнув какого-то матроса, Зворыкин открыл капот. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы обнаружить неполадку. Он что-то подвернул и с пол-оборота завел мотор. Люди кинулись в кузов. Зворыкин сел за руль, Кныш — рядом с ним. Машина, подвывая, выехала за ворота. Вдали сухо щелкали выстрелы…

Метет, метет метель по улицам Москвы, завывает ветер на перекрестках и в подворотнях домов, колышет оборванные полотнища с воззваниями и лозунгами. Редкие фонари освещают улицу с длинными безнадежными очередями…

Лето. Автомобильные мастерские, именуемые обычно заводом. Уныло-прерывисто звучит осипший гудок: не то сигнал тревоги, не то обычные позывные завода.

Зворыкин в расстегнутом бушлате и сбитой на затылок бескозырке проходит захламленный заводской двор и входит в полуразрушенный цех.

Станки — токарные, шлифовальные и прочие — бездействуют. Небольшая группа рабочих покуривает, несколько размундиренных солдат режутся в очко. Кое-кто «трудится»: один ладит рукоятку к финскому ножу, другой чинит примус, третий сверлит отверстие в железной трубке для кресла. Зворыкин замечает все это своими острыми, цепкими глазами.

— Здоров, Алеха! — От группы курильщиков отделился токарь Каланча. — Каким ветром занесло?

— Революционным, балтийским! — радостно отзывается Зворыкин. — Ну, как вы тут?..

— Неинтересная наша жизнь, Алеха, сам видишь — сплошное непотребство.

— А где кадровики, где пролетариат?

— На Галицийских полях, на Мазурских болотах полегли, — вздохнул Каланча. — Кое-кто, конечно, приполз домой, а так, — он махнул рукой, — все больше вчерашние землепашцы или не помнящие родства.

— Здорово, ученик! — Возле них остановился пожилой усатый мастер Василий Егорыч.

— Уже не ученик, Василий Егорыч, а помощник судового механика, — уважительно отозвался Зворыкин, пожимая усатому руку.

— Сюда-то сердце привело или дело есть? — спросил Василий Егорыч.

— Нешто сердце с делом всегда поврозь? — усмехнулся Зворыкин.

Им не удалось поговорить. С громким шумом в цеховые ворота хлынула толпа людей, враз заполнив обширное и пустынное помещение. И тут же с революционной быстротой возник митинг. Полуинтеллигентного вида человек в пенсне на самоварной физиономии взобрался на разбитый станок и зычно объявил:

— Товарищи рабочие, мировой капитализм перешел в наступление… В Нефанленде разогнали демонстрацию!..

Потрясенное этим сообщением собрание разразилось гулким ревом.

Голос из толпы. Даешь резолюцию!

Второй голос. Пошлем протест. И объявим неделю дружбы!

Первый голос. С кем?

Второй голос. С этим, как его… Ну, где разогнали…

Первый голос. С Нефанлендом? А как мы с ним будем дружить? Он небось в Африке.

Третий голос. По переписке придется!

Председательствующий. Товарищи рабочие, включим неделю дружбы с Нефанлендом в месячник солидарности со всеми чернокожими народами!

— Кто этот горлопан? — спросил Зворыкин своих друзей.

— А бес его знает! Объявился вдруг… Говорит красный директор, — отозвался Василий Егорыч.

— Прошу слова! — зычно крикнул Зворыкин.

«Красный директор» поглядел на живописную фигуру моряка: тельняшка, бушлат, смоляные кудри из-под бескозырки — и как-то засомневался.

— Даешь слово революционной Балтике! — крикнул Василий Егорыч.

Его поддержали, и Зворыкин одним прыжком очутился на «трибуне».

— Товарищи рабочие, кто мне скажет, какая в России власть? — обратился он к собранию.

— Да никакой нету, — ответил размундиренный солдат на костыле.

— Как так? — поперхнулся Зворыкин. — Выходит, Россия сирота?

— Не горюй, морячок, найдется дрючок! — ломаясь, крикнул костыльник.

Зворыкину надоело пустое препирательство.

— Эх вы! — сказал он с горечью. — Я на этом самом заводе еще мальчишкой на хозяина горбину гнул… Нешто мог я тогда мечтать… — Он задохнулся и вдруг наклонился к толпе — и в упор: — Совесть у вас есть? Себя же проигрываете! Завод в бардак превратили?..

— Не с того голоса поешь, товарищ матрос! — перебил его «красный директор». — Для революционных масс нет святее…

— А пошел ты знаешь куда! — --">