И М Ермаков - Володя-Солнышко

Володя-Солнышко

Техническая страница

Документальная повесть и рассказы

Средне-Уральское книжное издательство

Свердловск

1971

Володя-Солнышко. Документальная повесть

Услышал я о Володе в заполярной районной больнице. Моими соседями по палате оказались в тот раз заросший щетинистой дебрью топограф Александр Гридевич и восьмидесятитрехлетний ненец Яков Иванович Хатанзеев. Приметный ненец. Отменно высок, чуть ли не по-военному строен и прям. Над покатым морщинистым лбом взбивается пенно-белый пушистый запас шевелюры. Сплошь заснеженным кустиком провиснула и бородка. Усы – те уж вовсе серебряные. Аж сияние от них излучается. Лебедь-старик!

Правая рука Якова Ивановича перебинтована по ладони и покоится на тоненькой марлевой перевязи, свисающей с его шеи. Из-под бинта выглядывают, беспрестанно поигрывают розоватые кончики пальцев.

– Что у тебя с рукой, старина? – любопытствует волосатый топограф.

Нас только что поселили в эту палату, свели из разных больничных углов, и мы не успели еще отрекомендовать друг другу свои диагнозы-недуги.

Яков Иванович легонько пошевелил видимым звенышком пальцев и, как бы сам удивляясь случившемуся, принялся объяснять:

– Понимаешь... Жена моя мясо больше не терпит. Старый стал, зубы нет. Давай, Яков, рыба! Три дня, день и ночь, такой песня над самое ухо. Брали тогда я скорей весла в лодку, ходили одна рыбна места, сетки бросали. Котора ни котора, муксун да нельмушку поймали. Домой надо. В чум. Скорей бабуске рыба тащить. Веслом шибка сильна работали. Вот здесь, – указывает Яков Иванович на мозольную подушечку против безымянного пальца, – вот здесь небольшой пупырка вскоцила. Кровь немножко выглядывали. Бабуска тряпоцькой мне завязывала, еще два раза сетки бросали – ходили. А потом рука толстой-толстой сделался. Сам не знаю, какая сараза меня укусила?

На самолете доставили Якова Ивановича в Аксарковскую районную больницу.

– Кирурка худое мясо резали, хоросый тоже немножко резали – теперь ладный рука. Старый кожа долой – молодой растет, – улыбается Яков Иванович.

– Вот! – назидательно поднимает палец топограф. – Вот, старина! Благодари медицину! Не хирург бы – грестись тебе вечно одним веслом. Отгнила бы рука напрочь – и все дела...

– Да, да... – соглашается Яков Иванович. – Медицина – хоросый людя. Ты слыхали такой мальцик-лекарь был Володя-Солныско?

– Как это мальчик-лекарь? – заинтересовывается топограф.

– Совсем молоденька жил, – присаживается Яков Иванович. – Его Володя-Солныско называли. Хаерако!..

Вот так легенда обронила перышко над хворым моим изголовьем.

* * *

Дней через пять, взбодренный подкожными и внутривенными уколами, отправляюсь я дальше на север, вниз по Оби, Мне еще плыть да плыть: по реке, по протокам ее, по губе. Меня ждут интересные встречи с рыбацкими знаменитостями.

Сейчас я на моторной бударке молодого ненецкого рыбака с необычным именем Чайка. Так в паспорте, так и в платежной бухгалтерской ведомости – Чайка Негочи. Ему всего двадцать два года, но даже седые искусные промысловики с уважением произносят имя его:

– На то он и «чайка», чтоб рыбку ловить!

Сезонные рыбаки из Астрахани, с Азовского моря, завистливо поглядывая на щедрый, обильный Чайкин улов, со вздохом подчас заключают:

– Не иначе, какое «куриное» слово знает. С нами же плавал, такие же самые сети выметывал, а в ячеях – дивушку дашься... Действительно – чайка! Сквозь воду видит.

Он невысок, щупленький, грудь дощечкой, но цепок, проворен, упрям. Рыбачит Чайка на пару со своим младшим братом Ядайкой.

Выплываем на облюбованное место. Обь широка здесь, неизмеримо могуча и величава – километров на восемь раздвинула она здесь свои берега. Этакая громада воды вливается в Карское море!

Выбросили сети. Можно теперь покурить, поболтать, при желании – соснуть.

– Говорят, ты «куриное» слово знаешь? – исподволь подстрекаю я Чайку к профессиональному рыбацкому разговору.

– Какое – «куриное»? – любопытствует в --">