Геннадий Тарасович Башкуев - Вверх по Миссисипи

Геннадий Башкуев Вверх по Миссисипи

Рассказ-воспоминание

В то лето мне сказали, что у дедушки в деревне есть речка, лошадь и собака. Ах, что за счастье!.. Речка, лошадь и собака, несомненно, обещали настоящее приключение. Я уже воображал себя то ковбоем, то охотником-индейцем, то золотоискателем, то в хижине на берегу Миссисипи…

С собой в деревню я взял карту мира, компас без стрелок, пистолет с пистонами, школьный ранец для золотых самородков, два сухаря и — тайком от родителей — коробок спичек.

Лошадь оказалась старой, речка — ручьем, собака — кривоногой дворняжкой с несерьезным именем Шарик. У нее даже ошейника не было. Зато и ручей, и лошадь, и собака Шарик были настоящими, понимаете?.. Вдобавок от дедушки пахло дымом дальних костров и странствий. Правда, дедушка сказал, что всю жизнь пас коров за ближайшей сопкой, но я ему не очень-то верил.

Мы переходили ручей вброд вслед за коровьим стадом. Ручей был чистый и холодный, и я до ломоты в ступнях вглядывался в каменистое дно, надеясь отыскать золотой самородок. Иногда солнечный луч указывал на него в торопливой воде — у меня часто колотилось сердце. Долго, не веря, держал я в руке речной голыш, мгновенно высыхавший на солнце до последней прожилки… Дедушка окликал меня, и я спешил, стараясь не угодить в теплые коровьи лепешки.

Меня усаживали в седло. Конь фыркал, подергивая гладкой кожей, шевелил ушами, но, как я ни бил пятками, не скакал рысью. Шарик — тот вообще не лаял и беспрестанно зевал. Шерсть у него свалялась катышками, глаза — черные пуговки — слезились. Дедушка говорил, что лошадь и собака тоже на пенсии.

Возвращались в сумерках. Коня теребили за гриву, меня — за чуб. Шарику кидали кость — он молча вилял хвостом. Струйки кизячного дыма утекали в вечернее небо под перезвон ведер, призывное «ир, ир, ир!» («подь, подь, подь!») неслось над крышами. Коровы мычали в ответ и шли по дворам. Шли домой и мы.

Вечером или в плохую погоду сидели вокруг печки. Я, дедушка и собака Шарик. Сердито шипели мокрые поленья, за окном скулил ветер. Дедушка сидел на низкой скамеечке и курил трубку. Булькало в чайнике, гудело в трубе, под полом пищали мыши. Розовые отсветы гуляли по темным стенам, лизали дедушкины морщины. Где-то далеко кричала неведомая птица. Было ничуть не хуже, чем в хижине на берегу Миссисипи.

— Какое смешное слово, — дедушка выпустил из-под усов колечко дыма. Оно сразу же убежало в приоткрытую дверь печи. — Ми-си-си… как?

— Миссисипи! — повторил я и бросил взор на компас. — На языке индейцев — Большая река.

Собака навострила уши и посмотрела мне в глаза.

— Ишь ты! — поцокал языком дедушка. — Совсем не по-бурятски!

На огонек заходил сосед, горбатый старик Агван, и тоже цокал языком, обнажая беззубый рот. Дедушка сказал, что Агван знает все, потому что бывал в Тибете. А это так же далеко, как Миссисипи… Поздний гость перебирал четки, будто считал кедровые орешки, кланялся загадочно улыбающимся бурханам-божкам.

Я засыпал под тихий стариковский говор.

Однажды в степи, когда коровы забрели в сосновый лесок, я сорвал травинку и стал водить ею по карте мира. Дедушка отпустил коня и заглянул через плечо:

— Э-э… скажи, а где течет река… Большая река?

— Миссисипи? — подмигнул я Шарику. Тот вильнул хвостом и зевнул.

— Во-во! — оживился дедушка. — Ми-си-си… Смешное слово!

Ветер услужливо перелистнул страничку школьного атласа. Я ткнул травинкой в Северную Америку. Она была похожа на толстую акулу с раскрытой пастью: вот-вот проглотит Кубу, словно рыбку.

— А мы где? — заволновался дедушка.

Кто-то жарко дыхнул в ухо. Я оглянулся. Шарик внимательно изучал Америку своими глазами-пуговицами.

Я быстро нашел голубую слезинку Байкала.

— Ух ты! Мы, значит, тут, а они, значит, там!.. — почесал под шапкой дедушка и провел темным ногтем по Миссисипи.

Шарик осторожно понюхал карту и фыркнул — Америка была явно несъедобной.

Дедушка хмыкнул и поглядел вдаль. Выгоревшие за лето желтые сопки качались в теплом воздухе. Конь, отмахиваясь от паутов хвостом, щипал траву. Коровы лежали в тени сосняка и жевали жвачку, будто разговаривали друг с другом. Крошечными мотоциклами тарахтели кузнечики. Из норки выглянул кто-то усатый и тотчас скрылся. Над степью парил коршун.

— Эх-ха… — пощурился на птицу дедушка и вздохнул. — Хоть бы одним глазком!..

С того солнечного, без единого --">