Анатолий Александрович Андреев - Машина

прищелкнуть. Даже пятки  зачесались. «Вот  ведь,  наваждение  какое!» — так, примерно, думала одна половина Василия Фомича. А другая половина, не чувствуя за, собой особой вины, валила все на валики да на гальванику, где они сидят вот уже неделю...

— У тебя там на них чистый хром?— неожиданно спросил Фросин, и Василий Фомич сбился.

Почему-то слово «хром» ассоциировалось у него с хромовыми сапогами, и он невольно глянул вниз, словно ожидая увидеть их на полу. Фросин заметил его растерянность и спокойно пояснил:

— На этих валиках у тебя просто хром или хром с подслоем меди?

— А черт его знает!— чистосердечно ответил Фомич.

— Так узнай и сразу после планерки доложи мне.

Василий Фомич вдруг обиделся.

— Мне что, делать больше нечего?— повышенным то­ном начал он.— Мне валики нужны! Валики, а не теории всякие. Я с этим гальваническим цехом уже ноги до колен износил!

Он с натугой приподнял и повертел в воздухе ногой в круглоносом слоновьем башмаке. Все с интересом посмотрели на башмак, а Фомич объявил:

— Я бирюльками этими заниматься не стану. Вот есть у вас службы, пусть они и смотрят, какой там подслой!

— Все?— холодно осведомился Фросин. Василий Фомич молчал, и Фросин после паузы сказал: — Резон в твоих словах есть. Действительно, технологи мне чертеж найдут быстрее...

Начальник техбюро черкнул в блокнотике, закивал с готовностью головой, и Фросин закончил:

— А ты, Фомич, после планерки задержись. Я тебе объясню, зачем мне эти бирюльки.

Планерка закончилась. Фросин подождал, пока все выйдут, с наслаждением закурил, протянул сигареты Василию Фомичу. Фомич уже успел остыть, жалел о своей вспышке и мрачно отказался.

Солнце сзади, из-за спины Фросина, било в окно, серебряным нимбом высвечивало его и без того светлые волосы, скользило по столу, чтобы, отразившись, расплескаться по потолку.

— Ты ведь знаешь, что стальные детали покрывают хромом или сразу, или наносят предварительно слой меди,— мирно, без накала сказал Фросин.

— Не первый год на заводе работаю, знаю, что на медь хром ложится прочнее,— буркнул    Фомич.— Ну и что?

— А то, что Селиванов вчера хромированные детали с гальваники получил. Да и ты, наверное, тоже получил все, кроме валиков.

— Ну!..— подтвердил Фомич.

— Не нукай. Если на этих валиках хром заложен с подслоем меди — значит, начальник гальванического цеха специально придерживает детали. Понимаешь? Ему выгоднее большую партию прогнать, вот он ее и набирает. Ну ничего, я ему сегодня наберу!

— Вот ведь гад, а?— неуверенно сказал Василий Фомич.

До него наконец-то дошло, что он совершенно напрасно раскипятился. Если бы Фросин дал ему сейчас нагоняй, Фомичу было бы легче.

— Ну я, пожалуй, пойду?— предположил он.

— Ты опять до девяти в цехе торчишь?— спросил вместо ответа Фросин.— Плохо, значит, работаешь, если задерживаться приходится. Имей в виду, мне подвижников не надо, мне работники нужны. Ну ладно, ладно, шучу!— добавил он, заметив неясное шевеление Василия Фомича. И, когда тот уже выходил из кабинета, проронил ему вслед, уверенный, что он задержится в дверях  и все услышит:

— А еще раз в цехе после пяти увижу — прогрессивки лишу, имей в виду!

Так и ушел от него Василий Фомич: вроде и не в обиде, но с досадой и с чувством вины. А поскольку быть виноватым Фомичу не хотелось, он опять начал злиться на Фросина — развел тут, понимаешь, психологию всякую! Все с каким-то подходом, с философией. Скорей бы уж, что ли, начальник цеха возвращался!

Василий Фомич постоял немного, выбрасывая из головы мысли о Фросине, и медленно пошел к своей конторке, где возбужденно приплясывала — видать, опять какой-то дефицит появился — ожидавшая его диспетчер Зинка.

Дефицит действительно появился, и появилась куча новых дел, и время до обеда пролетело незаметно. А после обеда Василия Фомича разыскал старый друг Макаров. Стал Макаров теперь большим начальником, заместителем директора по кадрам, а все не забывал прежних друзей, то и дело заворачивал в цех. Подозревал Василий Фомич, что Макаров просто скучает в большом своем кабинете без этой вот беготни и сутолоки, без запаха разогретого масла и визга обдираемого железа. Скучает, оттого и удирает от полированной кабинетной официальности при каждом удобном случае, и ходит по заводу. Ходит и приговаривает, что он теперь по кадрам, а кадры-то вон они где, все здесь, в цехах.

Они шли по --">