Наталья Ильинична Арбузова - Можете звать меня Татьяной

Можете звать меня Татьяной

Наталья Арбузова

Контакты

E-mail: natarbuz@mail.ru

Изменить прошлое

Ужель совсем нельзя испечь иного торта?

- Ужель нельзя испечь тебе иной судьбы?

Наталья Арбузова, «Мы все актеры»

Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.

К спинкам двух кроватей привязана бельевая веревка. На ней прогнутая потрепанная книга «Гуси-лебеди», в довольно крепком переплете. Таня качается на самодельных качелях. Недокормленное тельце еле прижимает книжку к веревке. Иной раз книжка и соскользнет. Комната узенькая, просвет между детскими кроватями невелик, но для качелей четырехлетнего ребенка в самый раз. В окне ничем не заслоненное небо – блеклый голубец. Туда и глядеть. Безобидное небо: бомбить Москву перестали. Качается белый свет вместе с качелями. За спиной, за маминой кроватью – стена со сложной мозаикой из пятен от раздавленных насосавшихся крови клопов. Можно различить сказочные фигуры. Выше висит пейзаж Похитонова «Морской отлив в Нормандии» - тоже блеклый голубец. Малиновая бархатная рама, щадимая клопами. В углу напротив образ святой Анны – ангела Таниной бабушки, ныне покойной, Тани не увидавшей. Опять блеклый голубец, малиновый бархатный оклад, и клопы не осмеливаются. Грязно, скудно, голодно, унизительно. Сотворенное человеческим талантом остается единственным прибежищем. Вот на Лермонтове Таня не качается. Чтит. Читает. Встряхивает головой, поет чисто и правильно: «По камешкам, по желтому песочку протекала быстрая речка. В быстрой речке гуляют две рыбки, две рыбки, две малые плотички. А слыхала ль ты рыбка, рыбка-сестрица, про вести наши про речные?» Танина сестрица Лена, года на полтора постарше, сейчас придет со двора. Кончится Танина воля. Таня спешит покачаться, отталкиваясь ногами в драных чулках от полированных подошвами половиц. Мать в комнате рядом листает книгу с золотым обрезом «Паж Наполеона». Мать не натаскана на борьбу с житейскими трудностями. Охота на бабочек, начавшись в семнадцатом, будет длиться и длиться.

Сестра Лена со двора – Таня во двор. Меркнет день на верхушках терпеливых тополей. Отец – заводской инженер – прошел домой, не заметив дочери. Становится холодно. Соседка вытирает у Тани соплю, бранит Танину мать резкими словами. Но теперь, по прошествии многих десятилетий, Татьяна может сказать с уверенностью: всё, что она вообще получила, получила от матери. С материных крылышек пыльца.

Двух лет – фьють – как не бывало. Таня уже бегает не спросясь через трамвайную линию на бульвар. Пленные немцы ставят бульвару тяжелую чугунную ограду – сколько металла в победившей стране! Горка выкопанной земли выросла возле акаций, усыпанных бедными желтыми цветочками. Таня становится на нее, смотри поверх стандартной грубо-ажурной решетки. На Таню, чуть приподнявшуюся, слетает явственное ощущение бесконечности жизни. При ней и остается. Окрыленная открытием, что жизнь нескончаема, Таня бежит уже не через улицу, а через площадь в сквер у бензоколонки. Там новое чудо: лиловые ирисы. У каждого сквера сторожиха: поливает и бдит. Сколько суровых женщин в отвоевавшейся стране. А сорвать хочется, черт его знает почему. Унести, присвоить и (Таня еще не знает) до времени сгубить. Поняв тщету желания, Таня спешит через площадь (машин-то нету) в ближний свой сквер у аптеки. Вдруг небо – усмиренное небо, повидавшее победный салют – становится устрашающе желтым. Люди прячутся в аптеку, и Таня – как все. Прижавшись носом к стеклу, видит в изумленье: деревья сквера поднялись в воздух, показав корни. Немного повисев таким манером, упали кто куда. Это уже разрушительная сила природы. Не перечь Ему - неведомо кому.

Таня натягивает резинки на ручку чугунного утюга – пытается сделать арфу. Ничего не получается. Но при советской власти принято нести искусство в массы. Репродукторы из чужих окон нежно возглашают: «Мои стада, не буду вам оградой – без пастыря бродить вы --">