Александра Борисовна Маринина - Ад

Александра Маринина Ад

— Что ты несешь?! — сердился Камень. — Да, я согласен, Родислав расстроился из-за того, что Люба не откликнулась на его желание, а кто бы не расстроился? Любому мужу не нравится, когда он хочет, а жена — нет. А про все остальное — это чистой воды бредни. Никогда не поверю, что Родислав пал так низко! Это ж надо такое придумать: потренироваться на жене, чтобы потом гулять по девкам! Не смей компрометировать моего героя, не смей на него клеветать.

— Да какая же тут клевета? — оправдывался Ворон, которому и самому неловко было излагать все это Камню. — Тут все правда от первого и до последнего слова.

— Ты не можешь этого знать! Ты не умеешь читать мысли! А Родислав не мог никому этого рассказывать, мужчины такими вещами друг с другом не делятся.

— А я вот знаю, — упрямился Ворон. — Не могу тебе сказать откуда, но знаю точно.

— Почему не можешь сказать? — с подозрением спросил Камень. — Что у тебя за секреты появились? Немедленно признавайся, или нашей дружбе конец.

— Ну… это… Только ты не ругайся, ладно? — забормотал Ворон. — Я тебе раньше не говорил, потому что не был уверен, и еще я боялся, что ты надо мной будешь смеяться… Дай слово, что не будешь ругаться и смеяться.

Ворон, похоже, напрочь забыл, что объявил движение протеста. И куда только девались его гордость и независимость? Камень решил не напоминать другу об этом, ему гораздо больше нравилось, когда Ворон чувствовал себя нашкодившим и виноватым. Это позволяло проявлять великодушие и ощущать себя значительным и могущественным.

— Ладно, не буду ни ругаться, ни смеяться, — пообещал он. — Говори.

— Знаешь, — Ворон понизил голос, — у меня недавно появилась странная способность как будто видеть в чужой голове.

— Мысли, что ли, читать?

— Ну, что-то типа того. Но я не у всех в голове вижу, а только у тех, на кого настроился, кого давно знаю и хорошо чувствую. Вот у Родислава вижу, у Любы вижу, иногда вижу у Лизы и у Аэллы. Я хочу тебе признаться… Помнишь, ты несколько раз у меня спрашивал, откуда я то или другое знаю, а я тебе говорил, что слышал телефонные разговоры.

— Ну, помню. Врал, что ли? — нахмурился Камень.

— Врал, — признался Ворон, понурив голову. — Никаких таких разговоров я не слышал, я в голове видел. Ну, чего, будешь меня убивать за это?

— За что? Ты же не виноват, что на тебя такой дар свалился.

— А за вранье?

— Вот за вранье тебя надо бы выпороть да все перья из тебя повыдергивать, — вынес свой вердикт Камень. — Жалко, у меня рук нет.

— А ты мне поручи, — весело подал голос с высоты Ветер. — У меня хорошо получится.

— Заткнись, кулацкий подпевала! — огрызнулся Ворон, задрав голову вверх. — Тебя никто не спрашивает.

Но Ветер никогда не страдал обидчивостью и чаще пребывал в хорошем настроении, нежели в дурном.

— Почему же? Спроси меня, и я тебе отвечу, что врать нехорошо. Некрасиво. Особенно старым друзьям. Врагам — можно, а друзьям не надо. Я, к примеру, никогда не вру, всегда говорю правду.

— То-то на тебя полпланеты обиду заковыряло, — заметил Ворон. — Ты всегда правду-матку в глаза режешь, никакой деликатности в тебе нет.

— Истина превыше всего, — авторитетно вмешался Камень. — Ветер совершенно прав, он никогда не кривит душой и честно смотрит всем в глаза.

— Ага, ты еще скажи, что это его огромное моральное достоинство! — заверещал Ворон. — Да он знаешь почему правду всегда говорит?

— Ну почему же? — прищурился Камень.

— Потому что у него мозгов не хватает подумать, прежде чем ляпнуть чего-нибудь, а надо ли вообще об этом говорить, и если надо, то какими словами. Правда — штука тонкая, с ней надо аккуратно обращаться, а то как сказанешь, пусть и правду, но такими словами и таким тоном, что лучше бы уж сразу убил, чем такое говорить. Быть абсолютно честным может себе позволить только очень умное существо, а если оно не очень умное, то пусть лучше врет или вообще молчит в тряпочку.

— Правда и истина — категории этики, они не могут зависеть от интеллектуального уровня, они абсолютны и сами по себе являются самоценностью, — упорствовал Камень. — И за попрание этих категорий тебя, Ворон, надобно высечь или иным каким способом примерно наказать. Но я сегодня добрый, и я тебя прощаю. Ты до того меня расстроил с Родиславом, что у меня не осталось душевных сил на тебя сердиться.

— А чего я тебя расстроил? Чего --">