Михаил Александрович Тарковский - Енисейские очерки

С деляны ему привезли кропотливо отобранный кедрач. "Петрович строиться собрался" — с уважением говорили в деревне, ходили к нему советоваться в строительных делах — нравилась его прямая повадка, рассудительность.

Потом умер Паша, близкий друг Петровича, и Петрович крепко запил. Шло время, стройка не двигалось, лежал лес на площадке. Петрович так и не сумел взяться за дело. Увидел я его после запоя и с трудом узнал — осунувшееся лицо в новых мелких морщинах, потухшие глаза и седая щетина, придавшая ему особенно забулдыжный и непривычный вид, потому что брился он всегда аккуратнейшим образом. В конце зимы Петрович запил окончательно, одновременно вылез застарелый туберкулез, и пьянка с болезнью сплелись в одну тягучую гибель. Умер он в Бору в больнице.

Был у нас в деревне еще некто Дед. Пожилой мужик, тоже бичеватый, тоже натаскавшийся по экспедициям, тоже одинокий. Отличала его напускная бестолковость, страсть к плетению небылиц и любовь к собиранию всяческого бросового барахла и запчастей, из которых он все время что-то пытался собирать. Дед плел ерунду, смешил окружающих, и чуя эффект, начинал подыгрывать, мюнхаузничать, доводя нас до истерики. При этом как у всякого настоящего бичугана была у него своя честь (тоже не пил на халяву), свое понимание жизни, своя правда и своя доброта. Не написать про него нельзя было. Рассказ получился и смешной, и грустный. Было и грустно за Деда, что одинокий он, что живет как бич в крошечной хибарке, а с другой стороны — и гордо, потому что живет, как может, ни от кого не зависит, да еще и чинит всей деревне телевизоры и "дружбы".

Потом Дед "заболел горлом" и поехал лечиться в Красноярск, а на самом деле еле добрался до Бора, а потом махнул рукой и вернулся в деревню, где вскоре и умер. Перед смертью зашли к нему товарищи проведать. Он сказал что-то вроде:

— Посидите, ребята, тоскливо че-то.

И ребята почувствовали что худо дело, потому что никогда Дед не жаловался и не просил ни внимания, ни заботы. Умер он через несколько часов, задохнувшись — у него была опухоль в горле.

Похожи судьбы и Петровича, и Деда. Тысячи таких на Руси, и сколько не говорят говорят про них "образованные люди", дескать, "нет культуры отношения к своему здоровью", приходит на ум другое — что есть зато в этих людях и смелость жизни, и небоязнь смерти. Неловко, стыдно такому привлекать внимание к своему здоровью, суетиться, паниковать. Можно видеть в этом "темноту", а можно — и высшую гордость, способность принять судьбу, какая она есть. Так же на войне такие гибли, в огонь лезли, отдавали жизнь за других. И видно не судить их надо, а учиться главному — умению себя не жалеть.

ОТЦЫ И ДЕТИ

Был у нас в Бахте один крепкий мужик и охотник. Он много повидал на своем веку, и много сил отдал, чтобы обосноваться в Бахте. Отстроился, оборудовал охотничий участок, пробил долгосрочную аренду. Много чего сделал, даже в депутатах побывал. Сын его Петька капитальности отцовской не унаследовал, был, не то что шалопаем, но более склонным к разовым усилиям, чем к постоянной лямке. С отцом они постоянно конфликтовали, стареющий отец, надеялся, что постепенно груз забот перейдет на плечи сына, а тот оказывался ненадежным, и все чаще подумывал свинтить в город к "легкой жизни". Это и было главной болью отца: все, чего он добился, оказывалось ненужным сыну. "Смысл жизни теряется", — с горечью говорил Дмитрич. Подбавляла масло и жена, безумно любящая сына, и во всем обвиняющая отца.

Об этом повесть "Стройка бани". Сын в ней осуществляет мечту и уезжает в город, а отец умирает от сердечного приступа в свежеотстроенной бане. Показывал написанное обоим — понравилась: "за то что все из жизни". Потом я уезжал в Москву, и до меня дошло ошеломляющее известие: отец, нарушив все литературные законы уехал сдавать пушнину в Красноярск и исчез там, прислав в Бахту письмо, чтобы его не искали.

Он начал новую жизнь в городе, а его сын остался в Бахте, изменился, остепенился, заматерел и стал как раз таким, каким и мечтал его видеть отец — хозяином и пахарем. Если бы я прочитал это в книге, то сказал бы, что такого не бывает.

НОВЫЙ ДОМ ТЕТИ ШУРЫ

Тетя Шура Денисенко, урожденная Хохлова. Первый ее муж погиб на войне. Дочка умерла. Деревню Мирное разорили во времена укрупнения: хотели целиком переселить в соседнюю Бахту, но никто не согласился и все разъехались кто куда. Тетя Шура вопреки всему осталась. --">