Аньес Дезарт - Съешь меня

дробленым, а поделенным на крошечные кусочки, нежно-кремовые внутри, черные снаружи. У меня нет мельницы, я все тру на терке. Вот мужчина ест мой торт и глубоко потрясен — это видно. А я в отчаянии. Почему? Сама не знаю. Нам бы не след делить пирог, замешенный на душе.

Друзья сказали, что стулья и столы у меня замечательные, их и чинить не нужно. «Почему пирог с цветочной капустой зеленый?» — спросила мама. Она всегда относилась к моей готовке с опаской и, видимо, решила, что начинка покрылась плесенью. «Потому что я положила туда укроп и лук-скороду. Так вкусней и полезней». Папа чуть не подавился. Он не выносит травы. Считает, что она пригодна в пищу одним коровам и анорексичным девицам. Из всех известных мне людей только мама называет цветную капусту «цветочной». По-моему, прелестно, и за это я готова простить ей многое. А она, интересно, прощает меня? К моему великому огорчению, наибольшим успехом пользовался маринованный тунец. Обошелся он дорого, вкладывать душу в него не пришлось, я просто подала его к столу. И благодарить за него нужно море, а не меня. Обидно, очень обидно. Решено: отныне «У меня» никакой маринованной рыбы.

Глава 4

Первые посетительницы ресторана «У меня» — две лицеистки. Они переступили порог в начале первого. Со знаменательного дня открытия прошло немало времени. Единственным, кто навестил меня до сих пор, был владелец цветочного магазина по соседству. У него ужасно пахло изо рта, и он объявил, что исключительно придирчив. С такой гордостью, будто речь шла об исключительной родовитости. Полагаю, он занялся цветами в надежде заглушить зловоние собственной желчи, отравлявшее воздух в наследном замке. «Если бы вы вправду были придирчивы, то придрались бы к собственному здоровью! Чем больше брюзжишь, тем больше в организме черной желчи. Волосок на телеэкране — и готово, она разлилась! Салат с анчоусами, поданный на картонной тарелке вместо фарфоровой, вызывает желудочные спазмы, а там и до воспаления пищевода недалеко. Покупательница назвала анемоны лютиками — вот уже горечь во рту. Поменьше придирайся — и самочувствие будет лучше, и воздух на нашей планете чище», — хотелось мне ему сказать. Но разумеется, я промолчала.

Однако он почувствовал неловкость и счел своим долгом великодушно предложить: «Я могу отдавать вам непроданный товар для украшения. Мое доброе имя не позволяет мне держать в магазине цветы дольше четырех дней, иначе они не простоят неделю, как привыкли мои покупатели». Он ожидал живейшей благодарности, но я не смогла выдавить ни слова. Ни звука. Даже улыбнуться не смогла. А все из-за скверного запаха. Внутри его, казалось, гнил крошечный трупик. «Не бойтесь, они еще совсем свежие», — заверил он. Видимо, прочел в моем взгляде крайнее отвращение.

Он ушел, я наконец вздохнула полной грудью и вспомнила Лесли, шпагоглотательницу: она доводила меня до ручки вечными жалобами, вялыми и какими-то особенно тягучими из-за ее американского акцента. «Опять мясо», — скулила она. От овощей у нее, видите ли, начиналась отрыжка. А если я подавала макароны, Лесли стонала, что они откладываются непосредственно у нее на бедрах. Я пыталась ей втолковать, что от макарон не толстеют. В ответ она закатывала глаза и качала головой с печальным смешком, похожим на блеяние овцы.

Мои первые посетительницы не имели с ней ничего общего. Славные такие школьницы. Плотненькие. Джинсы обтекают крутые бока. «Какие симпомпончики», — умилилась я про себя. Очень они мне понравились, этакие персики-переростки. Мне даже захотелось ткнуть пальцем в их голые упругие розовые животики. Само собой, я удержалась.

Они попросили подать им только закуску. Я удивилась.

— А то выйдет слишком дорого, — объяснили они свой скромный заказ.

— Вы же останетесь голодными. У вас во второй половине дня есть еще уроки?

— Да, философия.

— Нужно хорошенько подзаправиться, а потом уж философствовать. Так и быть, накормлю вас за полцены. Ради будущего мировой философии. Это мой посильный вклад. И если одна из вас станет великим мыслителем…

Больно я разговорчивая стала. Мое красноречие утомило бедняжек. Девочки решили, что я немного того. Зато мое великодушие их не смутило. Они им немедленно воспользовались. Наблюдая, с какой жадностью они поглощают авокадо с грейпфрутом, я засомневалась: а правда ли они такие уж милашки? Тут я заметила, что на газовом кране преспокойно сушится лифчик. --">