Роман Харисович Солнцев - Золотое дно. Книга 1

— Бросьте, товарищи, на столбах никого уже нет. Краны обесточены.

— Значит, люди с фонариками?

— Кто разрешил?!

В эту минуту кто-то отчаянно завопил рядом:

— Ну, давай, Зинтат, жми поскорей!

Альберт Алексеевич обернулся. Это был высокий парень в военном бушлате, Васильев узнал старого знакомого — именно ему месяца два назад он подарил часы. Солдат смутился. — Нервы горят, Альберт Алексеевич!

Васильев больно стиснул ему руку.

— Туровский, — приказал он, не оглядываясь. — Позвони-ка на левобережный пост.

Валерий, путаясь в длинных тонких кабелях, подключился и заорал в трубку:

— Алло?! Левый! Как у вас? Алло?..

Васильев мучительно ждал. Неужто перевалит через плотину? А донные так и останутся забитыми? И ничем их не выбьешь?

(Листы обгорели — Р.С.)

…Быстро съехали вниз.

— Всем из котлована! — кричал Васильев.

Возле штаба по-прежнему стояла машина с красным крестом на дверце.

«Дежурили на всякий случай? Правильно».

К Альберту Алексеевичу подбежал парень без шапки, в котором начальник стройки не сразу узнал Хрустова. Левая кисть у него кровила, на щеке чернела грязь.

— Товарищ Васильев, — глухо пророкал он. — Прикажите арестовать. Они не хотят. Все из-за меня.

— Что? Что? — услышав, хмыкнул Титов и шутливо щелкнул Хрустова по лбу. — Ох уж, сибиряки! Не хотят тебя арестовывать — значит, не за что! — Он обернулся к угрюмому Григорию Ивановичу. — Знаете, во время войны у нас на прииске… я еще малой был… мужик один забунтовал… золото надо мыть, а он спец… напился и окна бил… А у нас милиционерша была, Анна Ефимовна, пудов восемь в весе… Каталажки-то нет, она его арестовала, к себе домой увела. И он жить там остался! На ней и женился…

— Выезжайте немедленно наверх! — приказал Васильев. — В любую минуту может обрушиться. — И повернулся к Хрустову. — Что случилось?

Опустив голову, тот рассказал: когда кран вздернул очередную балку на щит, снова отключили ток. Бетонная полоса поплыла в сторону и вниз из-за ветра и собственной тяжести. Леонид Берестнев, чтобы его не задело, отшатнулся и — сорвался с высоты. Результат — сотрясение мозга, перелом ног.

Кран тоже пострадал — балка зацепила другую балку, крепко приваренную, и двойной груз развернул стрелу, стрела треснула и рухнула.

— Я виноват, нарушил приказ, прикажите арестовать.

— Кто отключил энергию? — жестяным голосом прошипел Васильев. Из толпы меж двух автобусов выскочил сутулый, крючконосый Михаил Иванович Краснощеков. Он быстро заговорил-забулькал:

— Нет, нет, моим не пришьете… не пришьете! Они технику безопасности выполняли, раз приказано — прекратить работы, они вырубили. Инструкция! Вы же сами говорили — инструкция мать порядка.

— А гла-зза у вас где?.. — простонал Васильев и больше ничего не сказал Краснощекову.

Из штаба двое парней в белых халатах осторожно несли на носилках белокурого Леху. Леха-пропеллер стонал. Медленно светало небо, и видны были синяки на лице рабочего, колени странно вывернуты. Машина с красным крестом, приняв груз, укатила.

Неожиданно мигнула фотовспышка. Это Владик Успенский в замшевой курточке, в ботинках с бренчащими на ходу триконями принялся, бегая вокруг, щелкать толпу, секретаря обкома, Васильева, Титова. Он при этом истерически хихикал от страха:

— Я назову эти снимки «Ожидание!» Встаньте вот так… сделать мужественные лица! Центрее, центрее!

Васильев заорал:

— Немедленно вон отсюда!

Люди лезли в автобусы, выключали фонарики. Из-за Седой сопки на кремовое небо чуть вылезло, показало краешек жгучежелтое солнце, мигом одело теплым золотом живую массу людей… Что же будет с плотиной? Нас всех сейчас сметет?..

(Нет нескольких листов. На верхнем уголке 446-ой страницы красным фломастером написано: Через неделю Васильева сняли с должности, назначили Титова. — Л.Х.)

…Милиционер привел Хрустова в женское общежитие, по коридору первого этажа в левое крыло — в комнату кастелянши.

— Видишь, Лев Николаевич, — вежливо сказал румяный парень в новенькой форме. — Одна у нас каталажка, да и та занята. Три бича с вокзала неделю сидят, выясняем, девать некуда. Придется тебе тут, не убежишь — там, за стеной, женский душ… девчонки го… нагие.