Аше Гарридо - Роман о Томасе

его не остановить даже, а задержать хоть на долю секунды? Катит-катит, накатит, нависнет над тобой, загородив половину мира. Какой уж тут выбор? Что выбирать? Ровно одну половину тебе и оставили, бери, пока дают.

Но я сейчас не о главном, я о Томасе. О том жаре, что дышал от уст ее и щек – он был как взгляд, который видишь, не видя смотрящих глаз. Я не увидел щек, не увидел уст. Я почувствовал жар. Это было как удар под дых. Сколько-то времени я не мог дышать, а когда очнулся – впился в нее взглядом… И она тут же исчезла, как всегда бывает с теми, кто увиден краем глаза.

А жар всё еще опалял моё лицо и легкие. И я сразу знал, не понял, а именно знал, как бывает, что знаешь, как будто знал всегда: здесь подобное исцелимо лишь подобным. Парацельса мне не хватало в качестве семейного доктора, да? Но я и без него знал рецепт. Я должен был видеть Томасу, дышать этим жаром, а вне его я и жить теперь не мог. Со мной произошла как бы мгновенная трансмутация, из человека я превратился в саламандру и отныне мог жить только в огне.

В общем и целом можно сказать, что прекрасной даме – той самой, для которой я пишу романы, – нужна возможность денек-другой пожить в шкуре героини. И с этим всё ясно: реалий собственной жизни ей хватает с головой. Ей нужно отдохнуть в объятиях прекрасного принца, и никто не походит на него менее, чем настоящий средневековый рыцарь. Бррр. Даже не говорите мне об этом. Видите, как меня передернуло. Это я представил себе читательницу Cosmo в объятиях средневекового рыцаря. Он и с виду-то не очень, а уж что у него внутри… Черви ленточные, черви круглые, разнообразные сосальщики и, страшно сказать, солитеры… Нет, нет, увольте! Никаких настоящих средневековых рыцарей, пусть остаются, где были, вместе с их кольчугами-хауберками, круглыми и миндалевидными щитами, шлемами, личинами, пластинами и чешуей, наколенниками и сабатонами, и прочим, прочим, прочим железом, прикрывающим их ноги, головы, плечи и кишащие червями животы.

Тут у вас, конечно, вновь возникают вопросы. Например, такой: а как же правда сердца? Если я рассказываю утешительно-развлекательную историю для офисной золушки, если героиня предполагается просто вешалкой для эмоций читательницы, а герой насквозь фальшив и всё подтасовано – откуда же взяться правде? И как насчет сакральной составляющей, насчет сиамского родства миров?

Скажу честно: я сам каждый раз удивляюсь. Но всё это есть. Это происходит как-то… как-то помимо.

Что такое сны? Кто насылает на нас эту напасть? Томаса заговорила со мной во сне – проснувшись, я не знал, куда себя девать от стыда. Она всего лишь спросила: "Кто ты такой?" и "Почему ты заставляешь меня лгать?".

Как вы понимаете, яму себе я вырыл со всей сноровкой плодовитого писаки. Это был любовный роман. Героиня непременно шла замуж в конце. Но мучения мои начались еще на первых страницах. Это логично: в любовном романе всё не как в жизни, девушка должна влюбиться, прежде чем идти замуж, желательно – в жениха. Представить себе Томасу изменяющей супругу у меня бесстыдства не хватило. Только не она – и не в силу моих иллюзий, а в силу ее собственной природы, того самого жара, который, понимаете ли, не зависел от погоды, а был ее неотъемлемым свойством, ее существом и сутью. Значит, Томаса должна была полюбить того, с кем пойдет под венец – и никого иного. Вопрос был сложным, с какой стороны ни взглянешь. Я вскоре узнал, что Томаса – сирота, по праву наследования получившая немалые земельные владения и стратегически важный замок Ла Бруска, тот, что неподалеку от Испанских гор, а значит и от враждебных мавров. При всем уважении к крови и добродетелям девицы, король требовал от нее скорейшего замужества. В сложившейся ситуации короля можно было понять. Свобода выбора оставалась при ней – кто посмел бы принуждать знатную девицу? Только не у нас в Хеоли! Но сроку ей было дано всего ничего. Да и выбор был невелик. Среди тех, кому она могла отдать руку вместе с Ла Бруской, не нанеся урона своей чести, было несколько вдовцов, отменных воинов, плюс один наследник младшей королевской линии – и ни одного молодого парня, наделенного вежеством и приятной внешностью.

Мне пришлось вмешаться. Своими руками, вот этими, я выстукивал на клавиатуре его черты и повадки, сочиняя их на ходу, наслаждаясь полетом вдохновения и скрипя зубами от ревности. Одно чувство совершенно не мешало другому.

Ну, тут вы опять спросите: какая же

--">