Дима Передний - Личинка

Я не знал, что и в

пытках

есть классовые различия.

Грэм Грин

Когда я снял с глаз повязку, началась моя вторая жизнь.

Конечно, я не думал о втором рождении, сидя на снегу, весь в лохмотьях

и синий, я даже никого не проклинал. Потому что, во-первых, совершенно

не помнил, что со мной произошло и кто именно виновник моего, мягко

говоря, жалкого положения, а, во-вторых, зуб на зуб не попадал – я был

увлечен совершенно иными вопросами. Где я? Что за черт?! Я еще жив??!

Я не подумал о втором рождении, с облегчением я констатировал, что

вообще жив, что в кромешной заднице, но все ж таки скриплю. Сделалось

нестерпимо холодно. Когда я был еще в повязке, я просто чувствовал, что

моему телу неуютно, что, прозрев, вряд ли обнаружу себя в

предпочтительном месте и виде, но когда я ее наконец содрал и,

привыкнув к темноте, различил заскорузлость снега и непроходимость

дремучего леса – мне стало нестерпимо холодно.

Мою одежду рвали прямо на мне, ноги не связали, но на руках, которые

почему-то не заломили за спину, красовался внушительный морской узел

из бечевки. Чтобы хоть как-то согреться, я стал анализировать в данный

момент бессмысленное: надо мной измывались непрофессионалы,

специалисты бы все-таки связали руки за спиной, и о ногах бы не забыли,

и кляп бы в рот заткнули, как в фильмах бывает. Хотя кричи, не кричи в

таком лесу – все равно никто не услышит. Вот я и не стал кричать.

Профессионалы это были или нет, одно из двух: или они просто

сплоховали, или хотели, чтобы я выжил. Я как-то не решился

противоречить второму варианту, поэтому встал и, на каждом шагу

запинаясь о кочки и уродуя босы стопы стекловатыми ветками, потащился

к блеклому просвету в деревьях.

1

*

Моим спасителем оказался лось. Его я первым встретил, когда кое-как

выбрался на опушку леса.

Лось мирно жрал какие-то ошметки из выдолбленной в поваленном

дереве миски. Добрые люди постарались. А, может быть, просто не хотели,

чтобы животные в поисках пищи приходили в деревню. Хитрые.

Лось коротко глянул на меня и продолжил трапезу. Мне было холодно, но

не страшно. Лось не почувствовал вибраций страха и посему не

обнаружил во мне врага. Очень трогательно с его стороны. А я вспомнил.

Я вспомнил, что уже видел такую миску на опушке леса, и вспомнил, как

отец объяснил мне ее предназначение. Я уже был в этом лесу. Конечно же,

я был в лесу около собственной дачи.

Естественно, это открытие не сулило мне спасения. На мне окаменели

кусочки одежды, но в карманах ключи от дачного дома почему-то не

завалялись. Однако я знал, где именно нахожусь, без особых потерь

добрался до цивилизации и завладел увесистым шансом выжить.

Ноги уже отказывались передвигаться. Я отморозил себе абсолютно все,

кроме сердца. Оно бешено билось. Видимо, из последних сил. Откуда я

знал, в какой дом стучаться? Зимой никто из наших соседей не жил здесь.

Надо идти на станцию, а это еще несколько километров пешего хода,

чересчур ироничного в моем случае. До сторожа тоже далеко.

В доме приятеля моего детства горел свет.

Стучался я недолго. Из окна с ружьем наперевес на меня смотрел сам

Коля. Изо всех оставшихся сил я понес полную околесицу:

– Коля! Это я. Ты меня не помнишь, мы не виделись десять лет. Но в

детстве ведь дружили! Не самой настоящей дружбой, но лягушек вместе

мучили. Помнишь, ты вставил одной соломинку в жопу и надул ее?

На этих словах я бухнулся в сугроб, потеряв сознание.

Человеческий организм потрясающ в своем нежелании погибнуть.

Правда, этот талант проявляется только в критических ситуациях.