Денис Александрович Гуцко - Амэ Фури

добьемся.

Она, собственно, ждала Колю все эти годы – хотя обещаний никаких с него не брала. Написала только раз, без обиняков: “Хочу за тебя замуж”. Он ответил длинно и красиво, называл ее землей обетованной, ведуньей, свежим ветром. Вернувшись, сам в нее вцепился. Люда чувствовала: вцепился как в спасательный круг. Нежности в нем было со страхом поровну. Ее это не пугало. Думала: цепляйся, Коленька, на здоровье, на то и семья, чтобы друг другом спасаться. Поженились скоро. Поселились в квартире с видом на Лену. Коля купил: часть из Москвы привез – заработал там уроками – часть в кредит взяли.

Любимый мужчина под боком, азарт новой жизни. Успела побыть счастливой.

Потом Коля сделался чужим. Как-то вдруг – раз, и нет его, незнакомый тип вместо Коли. Руки-ноги, родинки, запах, – всё то же самое. Слова говорит те же. Так же ходит, ест, бреется. Со скрипкой своей так же здоровается по утрам: “Привет, Маруся”. Так же спит, посапывая с присвистом. Но – не он. Похож – но не он…

Уверял, что ей только кажется. Ничего не изменилось. Всё хорошо.

Однажды сорвался – когда она вошла к нему без стука: “Не понимаешь ты меня! Не понимаешь, чужая совсем!”. На столе партитура перечерканная, комки смятых листов. Так Люда узнала, что Коля пишет музыку. Вздохнула с облегчением: муки творчества – ничего, всё уладится. А в начале мая пришел с занятий, поужинал, говорит: “Нет, Люда. Не могу больше. Не могу с тобой жить. Не пара мы всё-таки. Хоть режь меня, не могу”. Долго и обидно извинялся. За то, что обманул: женился без любви, и всё такое.

Она тогда впервые в жизни выругалась матом. От боли.

И вот – общага, чемоданы, растерянность неодолимая. Что дальше? Куда? В общежитии нет свободных комнат. Дали бытовку – устраивайся, как хочешь. Возвращаться к маме, на глухую окраину, где вода в кране по расписанию, а автобусы – как повезет?

Уехать в Москву?

Поехать – и вгрызаться. Обживать свой пятачок на бетонной трясине. Сейчас в ней столько ярости, что хватит надолго. А там поглядим.

В нижних классах начали долбить сольфеджио. Воробьи прыснули из кустов.

Люда обернулась в класс и увидела, что Сабуро всё еще стоит у двери.

– Ой, а ты на стрёме? – она улыбнулась. – Неплохо мы с тобой начинаем… далеко пойдем…

Мальчик прислушивался, пытаясь уловить смысл ее слов. Но и это – спокойно, без натуги. Он не делает ничего излишнего, нарочитого, отметила Люда. Свой человек.

– Брось, – поманила она. – Не стой там. Сейчас урок начнем… Извини… Сейчас начнем.

Сабуро вернулся на стул, Люда крепко затянулась последней затяжкой, выдула струю сизого дыма в небо.

Выехать бы за город, к реке. Она и в городе впечатляет – там, где распахивается во всю ширь. Многоэтажки на противоположном берегу стоят торжественные. Исполняют неожиданно серьезные для многоэтажек роли. Лена вообще – пространство крайне серьезное. А уж за городом, на воле, как начнет бормотать у берега, думы свои проговаривать – страшно ей мешать. Так бы и стояла, не шевелясь, задумавшись с рекой на пару. Но бывает и другое. Когда выйдешь на верхнюю палубу “Кометы” – навстречу вода и свет, глаз не раскрыть, мокрый ветер обжигает лицо, а в сердце восторг… отчаянный, сладкий…

– Да, надо бы выбраться.

Докурив, собиралась пульнуть окурком во двор, но постеснялась мальчика. Затушила, затолкала окурок под наружный жестяной подоконник.

Сабуро смотрел на нее, терпеливо ждал указаний.

– Ты, стало быть, прилежный ученик, а? Правда-правда?

Кто бы ей самой надавал указаний: сделай, Люда, то-то и то-то – и жизнь возродится. Нащупает новое русло. Новую даль разглядит.

Мама с советами не лезла с самого начала. А когда Люда сама спросила про Колю, пожала плечами, буркнула: “Витает… Как с таким жить?”

Умнеть пора, Людмила. Ну, или взрослеть хотя бы.

Довольно! Нужно отвлечься от своего растерзанного берега, заняться мальчишкой.

– Так… Надо бы выяснить, какая у нас база, дружок…

Отец у него дипломат. Незадолго до землетрясения в Хабаровск назначили, в консульство. Весь такой холеный, с манерами. “Мацуда Юута – можно Юра”. Оставил ей специальный мобильник для связи. Обещал звонить каждый вечер. Прощаясь, папа с сыном даже не дотронулись друг до друга. Мальчик махнул отцу

--">