Дорис Лессинг - Бен среди людей

Примечание автора

О «Клетках» со всеми неприятными подробностями мне рассказал десять лет назад человек, который видел их в исследовательском институте в Лондоне. По требованию сюжета я перенесла их в Бразилию, но уверена, что в Бразилии нет такого неприятного явления.

Местные власти очистили центральные улицы Рио от преступных детских банд. Им больше не разрешается беспокоить туристов.

Благодарности

Как всегда, выражаю огромную благодарность моему агенту Джонатану Клоусу, особенно за его вклад в создание романа о Бене Ловатте, «Пятом ребенке».

Я также благодарна Сюзетте Мачедо за рассказы о жизни в Бразилии; а также Мартину Копертари, который предоставил мне информацию о северо-западной Аргентине, этой восхитительно красивой части мира.

***

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать.

Бен ответил не сразу, потому что ему было страшно, он знал, что случится дальше: молодой человек, скрывающийся от посетителей за стеклом, опустит ручку на бумагу и станет пристально рассматривать своего клиента. Бену было слишком хорошо знакомо это выражение лица: в нем читались удивление и нетерпимость, но без насмешки. Перед ним стоял невысокий, полный, или, по крайней мере, крепко сложенный мужчина, одетый в куртку огромного размера, ему должно быть не меньше сорока. И такое лицо! Широкое, с резкими чертами, рот растянут в ухмылке — что, черт возьми, его так развеселило? — огромный нос, раздувающиеся ноздри, глаза с зеленцой, рыжеватые ресницы, над ними щетинистые брови того же цвета. Короткая аккуратная бородка клином смотрелась на этом лице нелепо. Как и ухмылка, его длинные желтоватые волосы поражали и раздражали — они круто спадали на лоб, а по бокам завивались жесткими локонами, словно пародия на модную стрижку. В довершение портрета — шикарное произношение; он что, издевается? Служащий пристально рассматривал клиента — присутствие Бена было ему неприятно и вызывало злобу. Он раздраженно произнес:

— Не может вам быть восемнадцати. Сколько на самом деле?

Бен молчал. Он был настороже, поскольку ощущал опасность. Он жалел, что пришел сюда: стены могли сомкнуться вокруг него. Прислушивался к звукам снаружи — в надежде, что они придадут ему уверенности в собственной нормальности. На платане и тротуаре ворковали голуби, и Бен чувствовал, что он с ними, представлял, как они цепляются за ветки своими розовыми лапками, и будто ощущал, как они обхватывают его собственный палец; их согревало солнце, и они были довольны. Внутри же слышались звуки, которых Бен не мог понять, пока не отделял один от другого. А молодой человек напротив ждал, играя шариковой ручкой. Рядом зазвонил телефон. С обеих сторон от служащего сидели еще несколько молодых мужчин и девушек, а перед ними это стекло. Некоторые пользовались щелкающими и дребезжащими приборами, некоторые таращились на экраны, где появлялись и исчезали слова. Бен знал наверняка: все эти шумные устройства настроены к нему враждебно. Он немного подвинулся в сторону, чтобы не замечать действующих на нервы отражений в стекле и не видеть разозлившегося на него человека.

— Да. Мне восемнадцать, — сказал он.

Бен знал, что это так. Когда он отправился искать свою мать, три зимы назад — там он не остался, потому что приехал его ненавистный брат Пол, — она написала большими буквами на куске картона:

Тебя зовут Бен Ловатт.

Твою мать зовут Гарриет Ловатт.

Твоего отца зовут Дэвид Ловатт.

У тебя четверо братьев и сестер: Люк, Хелен, Джейн и Пол. Они старше тебя.

Тебе пятнадцать лет.

С другой стороны карточки было написано:

Ты родился в…

Твой домашний адрес…

Эта карточка повергла Бена в яростное отчаяние, и он, выхватив ее у матери, выбежал из дома. Сначала он замалевал «Пола». Потом имена остальных братьев и сестер. Карточка упала на пол, он поднял ее и повернул обратной стороной, замалевал все слова черной ручкой, оставляя лишь безумную пачкотню.

Это число, пятнадцать, часто всплывало в вопросах, которые, как Бену казалось, вечно ему задавали. «Сколько тебе лет?» Бен знал, что это важно, и потому запомнил, а когда на Рождество сменялся год — такое не пропустишь, — он прибавлял год и себе. Теперь мне шестнадцать. Теперь семнадцать. Теперь, поскольку кончилась третья зима, мне восемнадцать.

— Ладно, тогда скажите, --">