Игорь Геннадьевич Алексеев , Ольга Леонидовна Канунникова , Алла Максимовна Марченко , Анатолий Алексеевич Азольский , Александр Иванович Агеев , Андрей Георгиевич Битов , Юрий Иосифович Малецкий , Виктор Альфредович Куллэ , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Дмитрий Владимирович Бавильский , Мария Олеговна Ватутина , Сергей Станиславович Беляков (критик) , Анатолий Генрихович Найман , Юрий Михайлович Кублановский , Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев , Михаил Яковлевич Горелик , Леонид Владимирович Костюков , Ирина Бенционовна Роднянская , Павел Андреевич Руднев , Татьяна Александровна Касаткина , Павел Михайлович Крючков , Наталья Андреевна Сиривля , Светлана Васильевна Кекова , Сергей Георгиевич Стратановский - Новый мир, 2007 № 05

видя противника,

у Софийских ворот

Гоголь в облике схимника

на молитву встает.

 

*        *

  *

Выгорает трава на развалинах города,

где сапог голодранца и галстук дельца

по желанью огня превращаются в золото

и пылают у ног золотого тельца.

На развалинах кран возвышается башенный,

рядом с ним на одной из больших площадей,

словно идол, стоит истукан изукрашенный,

в чье железное чрево бросают детей.

Для последнего олуха — челюсти Молоха

и оркестр погребальный в долине Гинном…

Ночь взрывается залпом трамвайного сполоха

и поит меня черным вином.

 

*        *

  *

Ты выйди на плоский берег,

одежду держа в руках, —

в сетях ли трепещет жерех,

иль бьется кулик в силках,

иль пляшет воронье племя

в поникших ветвях ветлы —

да будут в любое время

одежды твои светлы.

Всяк знает земной обычай —

трава, воробей и волк,

и дерево — терем птичий,

и мох — лягушачий шелк.

Но ты не ищи причины,

чтоб выплыть на свет из мглы:

да будут и в час кончины

одежды твои светлы!

 

*        *

  *

Когда играют в домино

вороны у реки

и пьют лиловое вино

стрекозы и жуки,

в зеленых зарослях хвощей

скучает рыболов,

когда поэт, как царь Кащей,

дрожит над златом слов,

когда гуляют посолонь

две щуки с малышней,

когда —

                     куда с копытом конь,

туда и рак с клешней,

когда два карпа в унисон

остались на мели,

тогда ты видишь странный сон

о странном сне земли.

 

*        *

  *

То петел вскрикнет,

то филин ахнет,

то пламя вспыхнет,

то гром шарахнет.

То — как прореха

горит рубаха,

рождая эхо

былого страха.

То карп зеркальный

идет к запруде,

то свечкой сальной

клянутся люди.

Во мраке комнат

царит разлука,

и мир изогнут

подобьем лука,

и света струйки

звучат как арфа

в одной чешуйке

от шкуры карпа.

(обратно)

Два рассказа

Александру Эшлиману.

Битов Андрей Георгиевич родился в 1937 году. Закончил геологоразведочный факультет Ленинградского горного института и Высшие сценарные курсы при ВГИКе. Лауреат многих литературных премий. Президент Русского Пен-центра. Живет в Москве.

Редакция поздравляет нашего постоянного автора, члена общественного совета журнала с 70-летием.

Это было в 1988 году, еще при советской власти, но уже повядшей настолько, что брел я, не зная зачем, по Копенгагену: то ли пива попить, то ли пресловутую андерсеновскую русалочку наконец увидеть, то ли и то и другое... Погодка была знатная, любимая, северная — ни дождика, ни солнца. Хорошо, что я один! Я не хотел воссоединяться с группой советских поэтов (каждый из которых был уже подчеркнуто несоветским, а один, как оказалось при отъезде, даже сбежал, обретя любовь с первого взгляда).

Не нужен мне был никто, когда я был остановлен радостным окликом.

Притормозив свой мопедик, меня бросился обнимать полузнакомый человек. Радость его была неподдельна, даже родственна. Родственной она в какой-то степени и оказалась: в моей оболочке он обнимал дедушку своего сына. Александр Александрович был моим ближайшим другом.

У него я, выходит, этого зятька и видел. Я очень запомнил нашу первую и единственную встречу. Это было хоть и кухонное, но сильное музыкальное впечатление.

Было это, скорее всего, на святки. Мы сидели с Сан Санычем и попивали на его счастливой великановской кухоньке, когда к нам ввалились двое ряженых.

Были они моложе, пьянее и веселее нашего. Один достал флейту и, весьма простодушно изобразив пастушка, стал вытягивать достаточно сложную тему, другой же стал аккомпанировать ему как ударник на всем, что у нас оказалось в ту минуту на столе: на пустых стаканах и бутылках, на вилках и ложках и даже на соленых огурцах и квашеной капусте. Оба были неподдельно музыкальны, и получалось у них здорово. Мы с Сан Санычем аплодировали и подливали артистам вполне заслуженно.

Одного из них (того, что играл на огурцах) повстречал я однажды в Нью-Йорке, и мы почти не узнали друг друга; другого (что на флейте) — вот, в Копенгагене.

Я был рад флейтисту.

Он и тогда мне понравился (как музыкант), а сейчас — еще больше: так он был похож на собственного сына, которого я видел почти каждую неделю, а он, возможно, два-три раза в жизни, когда тот только появился