Александр Исаевич Солженицын , Марина Анатольевна Палей , Алла Максимовна Марченко , Юрий Васильевич Буйда , Осия Петрович Сорока , Виктор Альфредович Куллэ , Максим Альбертович Амелин , Александр Иванович Зорин , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Андрей Витальевич Василевский , Ирина Захаровна Сурат , Владимир Алексеевич Губайловский , Юрий Михайлович Каграманов , Кирилл Николаевич Анкудинов , Алексей Евгеньевич Смирнов , Мария Наумовна Виролайнен , Павел Андреевич Руднев , Ольга Борисовна Мартынова , Павел Михайлович Крючков , Евгений Анатольевич Ермолин , Наталья Андреевна Сиривля , Юрий Викторович Казарин - Новый мир, 2004 № 09

самом центре гостиной, в просторной деревянной кадке, окруженной множеством квадратных метров ничем не занятой площади, тонко благоухало высокое таинственное растение, исходившее изобилием изящных колокольчатых венчиков — белоснежных, с золотой сердцевиной, собранных в крупные кистевидные соцветия, — таинственное растение, намекающее на родство с королевской лилией. “Зачем мне так много?..” — растерянно спросила я, тертая квартиросъемщица питерских коммуналок, имея в виду все сразу. И моя подруга, происходившая из нищей белорусской деревни (где и через тридцать пять лет после войны жители, не обременяя душу рукомойниками, поливали себе на руки просто изо рта, а когда вода во рту заканчивалась, брали алюминиевую кружку и вновь заполняли ротовую полость, причем объясняли данное положение именно войной и разрухой), моя подруга ответствовала — со смесью сарказма и восхищения: “А у них иначе не принято, понимаешь?”

…Пока мои попутчики, взяв схемы, принялись за внутреннюю рекогносцировку, я вышла на крыльцо. У меня в руках было несколько печеньиц “Мечта” и два ярко-оранжевых, словно сигнальные огни, апельсина. Я встала молча, полупротянув руки с кормом, словно приманивая экзотических птиц, и, чтобы никого не спугнуть, “непринужденно” уставилась себе под ноги. Через минуту в кустах жасмина послышался шорох, потом шепот, что-то похожее на вздохи — и вдруг, в одно мгновенье, оттуда, словно гномы из табакерки, стайкой выскочили существа, похватали корм из моих рук — и исчезли там, откуда взялись. Одно существо, самое храброе, задержалось и, спрятав печенье в кулак, принялось разглядывать меня в упор. Это был мальчик лет шести, белобрысый, загорелый, светлоокий аж до белесости, ладненький, в одних трусах. Я показала руками: ешь, чего ты?.. Он резко мотнул головой: нет. Путем сложной пантомимы я снова спросила: а где тут у вас колодец? (Колодец я нашла б и сама — не слепая, притом оснащенная схемой, но мне нужно было, как я уже понимала, нечто баснословное: контакт.) Внезапно он посмотрел на меня с ужасом, потом с ужасом взглянул на кулак, не зная, видимо, что делать с печеньем, — я заметила, что за секунду до этого уши мальчика резко насторожились, как у котенка, — и в следующий миг услышала причину этой сумятицы: за углом дома раздался звук открываемой двери. Мальчик с ненавистью швырнул печенье к моим ногам и скрылся в кустах.

Через минуту в глубине двора раздалось оглушительное разнотональное кудахтанье по меньшей мере полусотни кур — и перекрывающий весь этот гвалт властный голос женщины. Я отправилась на звуки.

Что являлось грубейшим нарушением инструкции. Но я не могла удержаться: я представила, что сейчас войду в курятник и, несмотря на его ужасающую амброзию, улыбнусь женщине самой лучшей своей улыбкой, скажу курам “здравствуйте”… Из словаря я знала, как сказать “здравствуйте”: “Тэрэ”. А потом… Что “потом”, я, честно говоря, не имела понятия…

В проеме дверей, подбоченившись, стояла синеглазая, мощная, как валун, и в то же время обильная мягкой розовой плотью женщина, с небрежно заколотой гривой цвета густой пшенной каши на сливках. Она была похожа на женщину с этикетки финского плавленого сыра “Виола”. Других источников для ознакомления с такой породой женщин у меня на тот момент еще не было. Однако женщина на этикетке сыра вся лучезарилась улыбкой, а эта смотрела на меня с таким выражением… ну, с каким я сама взглянула бы в глаза америкокитайцу, так и норовящему применить против меня оружие массового поражения. У ног ее, словно лизоблюдствующие вассалы, вовсю семенили куры, забыв про своего непосредственного вассала — огромного оранжевого радужнохвостого петуха. Я не успела открыть рта, как рот открыла женщина. Она сказала: “Но, оота, са…” Негромко так сказала. Но очень четко. И это было первое, что я услышала по-эстонски.

…“Ты как жить-то тут собираешься?” — риторически обратилась ко мне мать уже перед самым сном. Которого, кстати сказать, не было ни в одном глазу у всех нас, кроме ребенка... Наутро мать с моей подругой должна была вернуться в Питер. А я должна была остаться здесь с полуторагодовалым сыном… “Нет, я тебя спрашиваю: как ты тут собираешься жить?!” — вскричала мать и снова заплакала.

…Этот же вопрос вернулся ко мне почти через двадцать лет, совсем в другой стране мира, где я снова была чужой. Мне стукнуло сорок, и я начала с нуля. С отметки ниже, чем ноль.

Я оказалась --">